Осенние визиты

— Тогда скажи, где достать. Дай мне всю цепочку. Или задержись сам на денек.

— Илья, ты переходишь грань.

— Вчера вечером перешел. Харин, давай по-хорошему.

— По-хорошему уже не получится, — Харин быстро посмотрел на охранника.

Карамазов завалился на бок, опрокидывая массивное кресло, заслоняясь им, и два выстрела завязли в дереве. В следующее мгновение он уже был перед охранником. Отбил руку с пистолетом, вывернул в потолок — выстрел разнес хрустальную люстру звенящим водопадом осколков. Охранник выпустил пистолет, оттолкнул, тот полетел на пол — видимо, понял, что не удержит оружие. Ударил Илью коленом в пах. Тот не почувствовал боли. Сила была в нем, сила была вокруг, невидимый щит, смертоносный меч. Он зажал шею охранника, скользнул вбок, выворачивая руку, заглянул в раскрывшиеся от боли зрачки и поймал на их дне одобрительную улыбку тьмы.

Хрустнули позвонки, и тело обмякло, превратилось в тяжелый манекен, куклу из мокрой ваты. Илья выпустил охранника, нагнулся, подбирая пистолет. Посмотрел на Харина. Тот замер, окаменел, лишь пальцы нервной дробью стучали по стеклу.

— Я достану патроны, Корректор…

— Нет, Харин, — Илья нагнулся, ощупал запястье охранника. Пульса не было. А это что? Ведь обещал сыну подарок сделать… Нигде нет правды. Илья расстегнул браслет своих часов, стянул их с мертвой руки. — Ты отдашь мне поставщиков.

— Корректор, я тебе много раз помогал…

— Это будет последний. Извини.

— Корректор… — Харин облизнул губы. — Жену не трогай. Она ничего не видела. Тебе не стоит ее опасаться.

Карамазов пожал плечами.

— Имена, Харин. Все имена.

8

Визирь умел париться. Для человека восточной национальности он делал это даже подчеркнуто вкусно. Шедченко он обрабатывал вениками с таким азартом, словно это и было его подлинное призвание.

— Сейчас дубовыми пройдусь, — приложив его последний раз, сообщил он.

— Терпишь, полковник?

Лежащий на полке Шедченко пробурчал что-то неразборчивое.

— Ладно. Перерыв… — Визирь присел, похлопал себя по волосатой груди. — Коля, мог ты подумать, когда улетал из Киева, что через пару дней российский депутат узбекского происхождения станет тебе задницу веничком полировать?

— Знаешь, Рашид, лучше бы я в Киеве в баню сходил.

Визирь засмеялся.

— Кто ж спорит. Все перемены в мире — к худшему. Тут и сомнений никаких нет. Но в критической ситуации ты сделал лучший выбор, поверь.

— Чему учили… — Шедченко поднялся, перелез на полок повыше. — Рашид, не думай, что я тебя хоть немного идеализирую. Ты продажен, как и все остальные. На твоей совести много чего лежит.

— Честный ты человек… — Визирь потер щеки. — О, сейчас третий пот пойдет…

— Рашид, почему ты убил своего прототипа?

Визирь вздохнул.

— Власть не делят, дорогой. Сила лишь растет, знания умножаются, но Власть — не делят на двоих. Слабейший должен был уйти. Он ушел.

— Тебе не жалко его, Рашид? Ведь он — это ты.

— Вот именно. Рашид Хайретдинов продолжен во мне. Его мечты — мои. Я люблю его детей и забочусь о его жене. Никто и никогда не увидит отличий.

— Ты веришь в Бога?

— Ну, прямо интервью… — Хайретдинов завозил по телу ладонями, словно помогая порам открыться. — Рашид — верил. Я нет. Понимаешь, Коля, когда живешь в сотый раз, то трудно принять постулаты религий. Христос… он был славный парень. Я ему симпатизировал, и не моя вина все же, что так вышло. Как он нас всех…

Хайретдинов засмеялся.

— Нет, это было прекрасно. Обратить свое поражение в победу… Преклоняюсь. Это была великолепная победа, чистейшая… — он покосился на Шедченко: — Только вот больше у него прийти не получается. Когда люди хотели добра и милосердия, когда не было никаких оснований — он вспыхнул. А теперь… у того, что мы назовем Светом, просто не получается вступить в игру вновь. Нет оснований. Нет прототипов. Зато для Тьмы кандидаты находились всегда.

Он встал.

— Все, пошли остывать…

— Рашид, — Шедченко положил руку ему на плечо. — Ты-то сам себя кем считаешь? К чему ты ближе?

Визирь прищурился.

— Ты ведь правды хочешь, Коля?

— Если ты можешь ее сказать.

— Толпой бандитов и скотов управлять невозможно. Людьми, которые считают себя счастливыми, управлять проще, чем доведенными до отчаяния. Вот и вся моя мораль.

Шедченко кивнул и они вышли из парной.

Нет, они больше не казались сестрами-близнецами. Просто сестры. Одна старшая, красивая, уверенная, заставляющая людей провожать ее взглядами. Другая растерянная, напуганная, словно ребенок хватающаяся за ее руку.

Они сели в такси, и Анна, поймав быстрые взгляды водителя, вздрогнула. Как он может так смотреть… как смеет так откровенно желать.

Конечно, Марию грязь его взглядов не заденет. И все же, как неприятно. Анна прижалась к ее плечу, и сразу стало легче. Мария легонько погладила ее по щеке. Как хорошо…

Водитель перестал оглядываться. Небось подумал какую-то гадость. Ничего, ничего, когда свет ее воссияет над миром — он тоже поймет. Еще будет гордиться, что вез их.

— Мы приедем в гостиницу, — ласково сказала Мария. — Ты ляжешь баиньки. А мне надо будет прогуляться.

— Куда? — Анна вскинула голову. — Зачем?