– Предлагаете мне скрасить ваше одиночество? – она серьезно смотрела на него. – Каким, интересно, образом?
– Это не то, что вы подумали, Саша. – Закатов страшно смутился, до красных щек и заслезившихся глаз. – Я ведь могу сдать вам комнату на время вашего ремонта? Могу.
– Наверное, – она осторожно кивнула.
– Возьму символическую плату.
– Сколько? – она сцепила пальцы в замок и прижала их к груди, ожидая ответа.
– Надо подумать. – Иван закатил глаза, беззвучно зашевелил губами. И ответил: – Если вам несложно будет готовить еду из продуктов, которые я стану покупать, то и достаточно.
– Да-а? И все?
Глаза Александры распахнулись так широко, что ему удалось рассмотреть крохотные серые крапинки в безупречной голубой радужке. И это ему тоже очень понравилось. У бывшей жены Ирины были непроницаемо-черные глаза. Он ничего не мог прочесть в них.
Ничего, кроме злости.
А сейчас, глядя в прекрасные глаза новой знакомой, Закатов ничего, кроме признательности, в них не рассмотрел.
Ничего, кроме искреннего изумления и признательности…
Маша стояла возле окна в своем номере и отчаянно мерзла.
Мать – еще тот затейник – подарила ей ко дню рождения путевку в санаторий. Двухнедельный курс лечения в пригороде. Это так круто! Маша едва не фыркнула, принимая подарок. Еле сдержалась.
– Ты должна поехать. Не поедешь – маман сильно обидится, – повертела в руках путевку старшая сестра Светка. – Не отдых, конечно, говно, но попробуй мать убедить в обратном! Она искренне считает, что местные санатории восстанавливают здоровье в разы лучше заграничных. Тем более что путевку ей всучили по знакомству.
– Ключевое слово – всучили, – кисло лыбилась Маша, собирая вещи. – Туда наверняка кроме пенсов никто не ездит.
– Ладно, не ной. – Светка швырнула поверх вещей в ее чемодане злополучную путевку. – Гайморит свой подлечишь. Отоспишься. Все равно, без вариантов. Далеко лететь у тебя денег нет. Папаша отказал.
– Я не просила, – соврала Маша.
– Ладно врать-то! – фыркнула Светка и полезла на высокий барный стул возле подоконника в Машиной кухне. – Он же звонил мне полтора месяца назад. Жаловался на тебя. Говорил, что ты совсем совесть потеряла. Попросила у него денег на поездку в Израиль. Какая ты, Маша, бессовестная!
– Ну, попросила, и что? – Маша накрыла чемодан крышкой, осторожно присела сверху и принялась застегивать заедающую в трех местах молнию.
– А он отказал?
– Отказал.
– А знаешь, почему? – Светка, вытянув шею, таращилась сквозь окно на улицу. – Совсем захолодало. Середина ноября, а словно февраль. Уже снег выпал.
– Почему, Света? Почему он мне отказал? Я же впервые обратилась к нему за помощью. А он…
– А он бабу себе завел, малыш, – ответила Светка, притворно зевая. – Молодую! Красивую! Алчную!
– Да ладно! – с открытым ртом Маша с силой опустилась на чемодан, и в нем что-то печально хрустнуло.
Чемодан был стареньким, изъездившим полмира. Она прежде часто путешествовала. Отец знал об этом. И этим мотивировал свой отказ в помощи. Типа, насмотрелась уже, хватит. Пора и дома пожить. И покрутить головой по сторонам в поисках настоящего человеческого счастья.
– Вот что он имел в виду под человеческим счастьем! Поняла, наконец? – оскалилась Светка в ядовитой улыбке. – Имелось в виду простое бабье счастье. Муж, дети, бла-бла-бла.
– А я говорила ему, что хочу замуж? Что-то не помню.
Маша слезла с чемодана, распахнула и принялась заново перебирать вещи. Что-то же хрустнуло. Может, пряжка от ремня на платье? Оно было единственным в чемодане. И его не очень хотелось брать. Не представляла, куда в нем можно было выйти в загородном санатории для пенсионеров!..
Удивительно, но в санатории не обнаружилось ни единого пожилого человека. Одна молодежь. Точнее – несколько спортивных команд, проходивших профилактическое лечение дыхательных и каких-то еще систем организма. Спортсмены были шумными, веселыми, подвижными. Что-то постоянно случалось в их номерах. И как следствие, случались постоянные разборки. Вечерами голосили песни под гитару сразу в четырех номерах. Она нарочно считала. Народ после завершения культурной санаторной программы в одиннадцать ноль-ноль высыпал на улицу. Включалась музыка, начинались танцы. И никто их разогнать не мог. Никого они не слушались. Никакие угрозы на них не действовали.
В какой-то момент Маша даже пожалела о том, что рядом с ней не поселились тихие милые старички, укладывающиеся спать в десять вечера. Она совсем не отдохнула и не выспалась, хотя Светка ей и обещала. Но гайморит излечила. И рада была уже и этому.
До окончания ее отдыха оставалось три дня, когда позвонила мать.
– Как дела, дорогая? – вкрадчиво поинтересовалась она. – Как отдых?
– Нормально, – буркнула Маша.
Она только-только открыла бутылку красного вина, разрезала на четыре дольки крупное красное яблоко, влила вина на четверть в бокал, взяла в руки книгу. И тут звонок.
– Ни с кем не познакомилась? – еще более странным голосом спросила мать. – Там, я слышала, санаторий забит под самую крышу спортсменами.
– Я не люблю спортсменов, мам. – Маша закатила глаза и поставила на столик бокал с вином.