Осенний детектив

Осень началась слишком рано. Еще бы пару недель благодатного сентябрьского тепла с прозрачным утренним воздухом, летящей паутиной и ароматом созревающей антоновки. Еще бы пару недель сухих дорог и распахнутых настежь окон. Он бы и в город тогда не стал спешить. Задержался бы на даче. И пусть поселок наполовину опустел. Не стало детского гомона, криков, смеха. В тишине даже лучше. И подумать, и подремать.

Вот еще бы пару недель тепла…

Иван Степанович Закатов накинул на плечи старую телогрейку, обулся в резиновые сапоги и пошел на улицу.

Холодно, мокро, противно. Под подошвами чавкает. С веток стекает за воротник. Закатов поежился, втянул голову в плечи. И недовольно глянул в хмурое небо. Просветов не видно. А тут еще дымом все затянуло.

Сосед через две дачи взялся сгребать мусор. Начал еще позавчера. И, невзирая на запрет, поджег. И удушливый дым пополз во все стороны. Два дня висел плотным облаком над их улицей, а после дождя опустился на мокрую землю отвратительной вонью отсыревшего тлена. Иван Степанович вчера долго возился в кровати, укрывался толстым одеялом с головой, пытаясь избавиться от этого жуткого запаха. Но в старом дачном доме им пропиталось все: от разношенных домашних тапок до того самого теплого одеяла, под которым он пытался укрыться.

Он постоял у забора, откинул крючок на калитке, толкнул ее и вышел за пределы своего участка, купленного еще его дедом в далекие советские времена. Повернул налево и пошел к соседу, устроившему дымовую завесу.

– Доброе утро.

Закатов недобро посмотрел в сторону новой кучи мусора, которая точно к вечеру заполыхает, отравляя ему жизнь и последние дни дачного отдыха.

– А-а-а, Степанович, здорово.

Илья – так звали соседа – отставил в сторону старые мощные грабли, потянулся к нему с рукопожатием. Тут же опомнился, вытер руку о широкие спортивные штаны. Закатов нехотя пожал крупную ладонь.

– Ты чего творишь, Илья? – Закатов прищурился, оглядел участок. – Ты чего жжешь-то, вообще? Листва еще не облетела. Картошку еще не вырыл, ботвы нет. От чего избавляешься?

– Чет это я избавляюсь? – крупная голова молодого мужика резко опустилась на грудь. Он глубоко задышал. – От мебели старой избавиться решил. Новую завезли с Ноной.

– А выбрасывать не пробовал? Тут до свалки триста метров.

Теперь понятно, откуда такая вонь. Старая клееная мебель, отсыревшая за годы в старом доме, пахнуть при горении березой не могла. Клей, лак, плесневая стружка.

– Охота была триста метров со шкафами таскаться, – огрызнулся Илья. – Тебе-то, Степанович, не все равно?

– Задыхаюсь я, Илья. Дышать нечем. А ты вон снова кучу нагреб.

– И я задыхаюсь! – крикнул кто-то со спины.

Закатов резво обернулся. Повиснув грудью на заборе, им весело улыбалась молодая женщина. Незнакомая. За все лето Закатов с ней не пересекся ни разу. Это он точно помнил. Память у него была отменная.

– Вы знаете, уважаемый, что разведение костров запрещено? – молодая женщина пошла из калитки в их сторону. – Это отравляет атмосферу, людей. Это запрещено экологами. Не слышали?

– Нет, не слышал. – Илья резко отвернулся и быстро пошел прочь от забора к крыльцу.

– Какой он… – цокнула языком женщина, и в сторону Закатова потянулась узкая нежная ладошка. – Меня Саша зовут. Александра. Если желаете, Шура.

Он осторожно прикоснулся к женской ручке. И неожиданно разволновался. Давно уже этого не случалось – таких вот неожиданных прикосновений к женщине. С тех самых пор, как развелся со своей женой. Грубо развелся, грязно. Выставил ее вон из дедовой пятикомнатной квартиры-сталинки. Без копейки денег оставил. И не виделся потом с ней целых десять лет. Не желал! Потому что предала. Потому что изменила с лучшим другом. Потому что выедала ему мозг долгие годы, ревнуя к каждой юбке, а сама…

Он и с детьми не виделся целых десять лет. И даже не созванивался. Ушел с головой в работу. Считал, что дети предали его тоже, приняв сторону матери.

– Александра, – произнес он тихо, пробуя на язык ее имя. – Красивое имя.

– Спасибо.

Она все так же приветливо улыбалась. Зубы белые, ровные. Щеки румяные. Фигура стройная, но без современной худобы. Наливное яблочко, тут же дал определение ее внешности Закатов. Кольца на пальце нет. Одинокая или забыла надеть?

– А я Иван Степанович Закатов, – церемонно представился он, чуть склонив голову.

– А можно просто Иван? Вы ведь еще не старый, чтобы вас по отчеству величать, – она бегло осмотрела его с головы до ног и обратно. – И очень сильный.

– Скажете тоже! – он так засмущался, что руки задрожали, как у того пацана летом, застигнутого за воровством его садовых яблок. – Мне уже за пятьдесят.

– И что?

Она повела плечом, на котором была накинута толстая серая кофта. Кофта соскочила. Плечо оказалось именно таким, как и представил себе Закатов, – загорелым, крепким, гладким даже на взгляд.

– Мне уже хорошо за пятьдесят, – поспешил он уточнить.

– Подумаешь, – она повела вторым плечом, и со второго плеча кофта соскользнула. Александра еле успела ее подхватить, чтобы на землю не упала. – А мне за сорок. Хорошо за сорок!