Осенний лист, или Зачем бомжу деньги

Пархом никак не мог успокоиться, ходил взад-вперёд по кабинету и хлебал коньяк — бутылка была уже почти пустая.

Сам по себе Альфред Молотилов ему не так опасен.

Кто он такой, этот Альфред? Козявка, стоящая на пути у него, у Максима Игоревича Пархоменкова — банкира и уважаемого бизнесмена, дающего деньги на развитие инфраструктуры города, держащего на коротком поводке всех местных первых лиц: губернатора, мэра. Ментура и прокуратура под его контролем. И что ему этот человек, который вдруг, по неизвестным причинам, пропал, а потом вдруг появился?.. Вернее, может появиться… Что? Что он может сказать? И что может доказать, Альфред Молотилов, у которого ничего нет, кроме имени и фамилии? У него даже паспорта нет. Кто ему поверит?

Пархом подошёл к письменному столу, выдвинул нижний ящик и достал бумажник из дорогой змеиной кожи, принадлежащий Альфреду Молотилову. Этот бумажник Пархом, не глядя, зашвырнул туда более двух недель назад и благополучно о нём забыл. Хорошо, что сейчас вспомнил! Улика, как никак. В бумажнике лежало несколько сотенных долларовых купюр. Пархом пересчитал их (пять штук), по рабоче-крестьянски сложил пополам и сунул в нагрудный карман сорочки. Кроме долларов, в бумажнике были паспорт на имя Альфреда Аркадьевича Молотилова, водительское удостоверение — его же — и две доверенности на право управления автомобилями: спортивным BMW Z3, и микроавтобусом «Фольксваген», госномера такие-то, принадлежащими гражданке Сидоровой Е.А. (Микроавтобус уже давно продали на автобарахолке, а «бэху» Пархом оставил у себя в гараже, уж больно она ему понравилась).

В окошечко бумажника была вставлена фотография самой гражданки Сидоровой Е.А. в белом купальнике-бикини и по колено в ярко-голубой воде. Линия горизонта на фотографии была почти незаметна, небо было такого же ярко-голубого цвета, как и морская вода, и на нём не наблюдалось не единого облака. Екатерина Сидорова выходила из моря. Её чёрные, коротко остриженные волосы были мокрыми, а на смуглых загорелых плечах сверкали искры водяных капель. Внизу снимка стояла оранжевая электронная дата, зафиксированная мыльницей: двадцать первое августа две тысячи пятого года. Почти за два месяца до смерти.

Да, класс, оценил Пархом, дамочка что надо! Не девочка, но вполне… Формы уж больно нежные. Хорошо сохранилась для своих тридцати с хвостиком. И груди не отвисли и целлюлита не видать. Отсутствие целлюлита нынче — большая редкость! Даже у совсем юных представительниц прекрасного пола он, как правило, в наличии. А у Сидоровой — ни единой ямочки, ни единой растяжки, кожа гладкая, шелковистая, словно искусно выделанная и натянутая на скульптурное изделие великого мастера.

Пархом вытащил фотографию из окошечка бумажника и подошёл ближе к свету, чтобы получше рассмотреть полуобнажённое тело Екатерины Сидоровой, до которого ему так и не удалось добраться. Он впервые видел её такой, не совсем одетой.

…Три года назад они встретились на какой-то презентации. Пархом уже не помнил, что это была за презентация и кто был устроителем. Почему-то он сразу понял, что перед ним женщина, с которой у него возникнут проблемы.

Их не знакомили, некому было; Пархома в этом городе не знал никто, кроме скромного служащего филиала одного из московских банков, Андрона Ильича Ускова.

С Андроном они были знакомы с детства. Оба родом из Казани: жили в одном доме, ходили в одну школу, учились в одном классе и сидели за одной партой. Правда, только до седьмого класса. Потом Пархом школу бросил, учиться ему категорически не нравилось, намного интересней околачиваться на вокзале или на рынке, и наблюдать за тем, как его старшие «приятели» щиплют лохов. А к окончанию занятий первой и второй смен, Пархом подходил к школе и шмонал младшеклассников, отбирая мелочь, оставшуюся от школьных завтраков и обедов.

Естественно, Пархом стал бандитом, а Усков с золотой медалью окончил школу и поступил в Университет. Они продолжали встречаться, несмотря на всю внешнюю и внутреннюю непохожесть и различный образ жизни, и встречались до того момента, пока Пархома не посадили всерьёз и надолго. Случилось это в девяносто пятом. Его и раньше сажали, но сроки юный урка получал небольшие. А в девяносто пятом Максиму Пархоменкову впаяли аж семь лет строгого режима.

В этом городе Пархом оказался совершенно случайно. Возвращаясь из мест заключения, и выйдя на станции подышать свежим воздухом, он встретился с другом детства. Андрон Ильич Усков сходил с московского поезда.

— Брателло! — Пархом был удивлён неожиданной встречей. — Андрон! Ты что здесь делаешь, в этом Мухосранске? Я думал, уже где-нибудь на Гаити или Таити обитаешь.

— Пархом?.. Вот так встреча!..

Они обнялись.

— А я здесь теперь живу и работаю, — говорил Усков, — в банке. Вот, из столицы возвращаюсь, в командировку ездил. А это никакой не Мухосранск, а вполне приличный город. Здесь нормально жить можно. Не Таити конечно, но здесь тоже… ха-ха, неплохо кормят.

— Да. Неплохо. Тебя не узнать. Вылитый колобок.

Андрон смущённо улыбнулся:

— Конституция у меня такая. А ты как здесь?