Осенний мост

На протяжении трех недель отец заставлял его тренироваться вместе с вассалами, как будто в преддверии войны. Ёримаса ни единого часа не проводил под крышей; он жил в военном лагере, разбитом в горах к северу от «Воробьиной тучи». Он каждый день на рассвете вместе с другими кавалеристами ехал к берегу моря, спешивался и, не снимая доспеха, бежал от леса Мурото до мыса Мурото. Если он падал и пытался отдохнуть, Сигеру заставлял его подняться. Если Ёримаса не бежал сам, его волокли. Если он пытался вырваться, трое военачальников клана, господин Сэйки, господин Танака и господин Кудо хохотали во все горло, как будто сроду не видали зрелища потешнее. По ночам вассалы клана, изображающие вражеский отряд, устраивали налеты на лагерь и безжалостно лупили бамбуковыми палками тех, кто запоздал встать. Провизии им не подвозили. Кому удавалось поймать силками зверька, подстрелить птицу или найти съедобные растения, те и ели. Остальные ходили голодные. На четвертый день Ёримаса дошел до того, что принялся есть даже самых противных насекомых, каких удалось поймать. На шестой день он всерьез задумался о том, не забить ли ему свою лошадь. На седьмой день лагерь перенесли на побережье, и рыбаки из деревни Кагемиса дали им немного сушеной трески и нешлифованного риса. Ёримаса в жизни не ел ничего вкуснее.

По прошествии трех недель к Ёримасе вернулись трезвость и способность рассуждать. Это было временно и бессмысленно. Тот человек, которым он стал, с легкостью мог перенести период лишений. Он сделает то, чего от него требуют, а затем будет тратить силы менее оскорбительным для себя образом. Пускай отец сам воспитывает наследника. Какое ему дело до преемственности власти, раз его исключили из линии наследования? И чем для него будет сын, если не еще одним поводом для насмешек? Ёримаса уже ненавидел его. Он еще не родился, даже еще не зачат, и все же Ёримаса ненавидел его, как никого в жизни.

И еще свою будущую жену. Кто бы она ни была, ее он тоже ненавидел.

— Дочь князя Нао? — Ёримаса думал, что его ничто уже не может потрясти, но оказалось, что он ошибался. — Князь Нао из княжества Сироиси?

— Ты знаешь какого-нибудь другого князя Нао? — поинтересовался Киёри.

— Яблочный князь! — выпалил Ёримаса. Идиот! Он-то думал, что унижения глубже, нежели он переживал сейчас, не бывает. Мог бы и знать, что хуже может стать всегда.

— Это твой будущий тесть, — сказал Киёри. — Не оскорбляй его подобными прозвищами.

— Это еще почему? Яблочный князь. Под этим титулом его знает вся Япония. Ты решил женить меня на дочери самого нелепого князя во всей империи. Но почему?

Стыд и ярость, терзавшие Ёримасу, были так велики, что на глазах у него выступили слезы. И только гнев мешал им пролиться.

— Владения князя Нао невелики… — начал Киёри.

— Невелики, незначительны, бедны, слабы и находятся в полной глуши — дальше на север уже только деревни этих жалких дикарей-айнов!

— Владения князя Нао невелики, — повторил Киёри, — но он умело ими управляет. Его запасы риса позволили ему, как и нам, пережить недавний голод спокойно, без беспорядков, в отличие от множества других княжеств. Его войско…

— Ты называешь эту пригоршню деревенских олухов войском?

— Его войско, привычное к суровым зимам, входит в число тех немногих, которые способны вести даже наступательные действия в это время года.

— Да потому, что там всегда зима!

— А в его садах, которые ты тут хаешь, растут лучшие яблоки империи…

— Да кто их ест, эти яблоки, кроме лошадей?

— …славящиеся своей красотой и ароматом. Сам князь Нао — достойный самурай старой школы. Мы с ним вместе сражались в нашей первой битве, когда оба мы были сущими мальчишками.

— Это когда вы по приказу сёгуна разгромили голодающих крестьян? Теперь ты возвысил эту бойню до звания битвы?

— Довольно! Завтра мы выезжаем в княжество Сироиси. Ты женишься на дочери князя Нао. Приготовься.

Ёримаса поступил, как ему было велено. Он стал готовиться к свадьбе.

Он подкармливал свою ненависть и гнев, отвращение и стыд воспоминаниями обо всех проявлениях неуважения, оскорблениях и унижениях, реальных и мнимых, обо всех уничижительных замечаниях и сдавленных смешках, раздававшихся за его спиной в течение последнего, самого скверного и жалкого года его жизни. Он пообещал демонам десяти тысяч преисподен, что вся та боль, которую он перенес и причинил, не пойдет ни в какое сравнение с той болью, что грядет.

Драгоценная дочурка князя Нао вскоре позавидует даже голодным призракам, влачащим жалкое существование среди кладбищенских туманов.

— Ну?

Госпожа Тиеми весь вечер сверлила мужа взглядом, а он упорно ее игнорировал. В конце концов она не выдержала и нарушила молчание.

— Что — ну? — переспросил князь Нао.

— Когда ты намерен рассказать мне то, что, судя по твоему виду, ты мне рассказывать не желаешь?

— Ты несешь чушь. Если бы я что-то хотел бы тебе сказать, то рассказал бы без промедления.