Осенний трон

Рядом с ней Амирия шептала свои молитвы: руки сложены перед собой, голова поднята к сводчатому потолку с нервюрами, которые изгибались, как ребра гигантского животного. Алиенора тоже посмотрела наверх, но сразу опустила взгляд, потому что у нее закружилась голова. Она попробовала закрыть глаза в надежде, что это поможет, но перед ней тут же возник образ Гарри, будто нарисованный светящимися красками. Блестит сусальное золото, цвета сочные, густые, которые получаются, только если использовать самые дорогие пигменты. Гарри сидит на троне с золотыми леопардами по обе стороны, в правой руке держава, в левой скипетр. Он увенчан сияющей золотой короной с драгоценными камнями и жемчугом. Над его головой реет вторая корона, такая яркая, что ее блеск ослепил Алиенору и потом затопил все видение горячей белой вспышкой. От боли она вскрикнула и открыла глаза. Но зрение не вернулось, и Алиенора в панике заметалась.

– Госпожа! – Перепуганная камеристка поймала ее за руку.

Зрение наконец восстановилось, но все было мутным и испещрено зигзагами пестрых сполохов. И тут к горлу подступила тошнота. Алиенора зажала рот рукой и, прилагая невероятные усилия, чтобы не осквернить часовню, кинулась к выходу. За дверью ее вырвало. Только тогда Алиенора осознала, что у нее жестоко болит голова, словно на нее надели венец из раскаленного железа. Амирия криками призвала помощь. К ним подбежали слуги.

Сообща они довели обессиленную королеву до ее покоев и помогли лечь в кровать. Бельбель принесла тряпицу, смоченную в холодной воде, чтобы положить Алиеноре на лоб. Головокружение так и не прошло, но после приступа рвоты она чувствовала себя очищенной и легкой.

– Там, в часовне, мне привиделся Гарри, – прошептала королева, когда ополоснула рот мятным отваром. – На троне, с державой и скипетром в руках.

– Должно быть, это к добру, госпожа, – осторожно предположила белошвейка. – И он сейчас постоянно в ваших мыслях и молитвах, вот почему возникло такое видение.

– Возможно. – Алиенора не призналась, что видение произвело на нее зловещее впечатление. Значит ли оно, что на этот раз Гарри добьется успеха? И если да, то чего ждать Ричарду? И почему вообще ей привиделся Гарри, а не Ричард?

Она опустилась на подушки, и служанки затянули полог. В висках стучала боль, перед глазами мелькали вспышки света. Алиеноре казалось, что в голове ее разразилась гроза. В конце концов Алиенора заснула, и никакие видения или сны ее не посещали. Когда через несколько часов она проснулась, головная боль сменилась ощущением тяжести в затылке, мысли едва ворочались, и каждое движение приходилось делать через силу.

Выздоровление шло медленно. Даже мысль о рыбной похлебке вызывала приступ дурноты, и несколько дней Алиенора могла лишь пить легкий бульон, однако силы и бодрость постепенно возвращались к ней. Ей по-прежнему не давало покоя видение, и королева послала старшему сыну письмо, в котором рассказывала о том, что видела, и в который раз призывала к осмотрительности.

Прошло чуть более недели. Алиенора сидела в своих покоях и шила, когда доложили о том, что ее аудиенции просит епископ Солсбери. Королева ожидала его визита, поскольку он был верным сторонником Генриха. Несмотря на возраст и слабое здоровье, при желании епископ все еще мог использовать свой авторитет и власть.

Алиенора отложила шитье и в сопровождении Амирии пошла вслед за рыцарями епископа в его жилище при кафедральном соборе. Высоко в небе парили белые облака, разделенные широкими проливами великолепной синевы. Отличная погода для конной прогулки, подумала узница с тоской, потому что они теперь оказались под запретом.

Епископ Джоселин восседал в резном кресле. Из стрельчатой арки окна на него падал солнечный свет. Даже в летнюю жару он был одет в шерстяную мантию с золотой тесьмой и расшитую узорами шапку. Епископский посох из слоновой кости стоял в специальной подставке сбоку от кресла, а на столике по правую руку лежала книга в кожаном переплете с застежками из драгоценных камней. Рядом с епископом сидел еще один человек. Судя по запыленному плащу, он только что прибыл в Сарум. Алиенора узнала Томаса Агнелла, архидьякона Уэльса.

Алиенора приблизилась к священнослужителям и опустилась на колени, чтобы поцеловать аметистовый перстень на правой руке епископа. Его кожа, блестящая, почти прозрачная, с фиолетовыми и коричневыми пятнышками, опять напомнила ей осенний лист.

– Отец, – поздоровалась она и затем кивком приветствовала архидьякона.

– Дочь моя. – Голос епископа дребезжал. – Не соблаговолите ли присесть? – Он указал на стул слева от его кресла.

Алиенора предпочла бы остаться на ногах, но не стала упорствовать. Она расправила юбки и сложила на коленях руки. Чтобы не сцепить их, потребовалось немалое усилие воли.

У епископа руки тряслись не от волнения, а от старости.

– Дочь моя, архидьякон привез нам горестные вести.

Алиенора обратила взгляд на Агнелла. Он был моложе епископа лет на двадцать и потому сохранил еще крепость тела и бодрость духа, однако в данный момент выглядел глубоко опечаленным.