Осенними тропами судьбы

Ясна вернулась. Снова перед Жданой предстали глаза цвета летних сумерек, а её сердце провалилось в ржаное тепло волос. Склонившись над зловещим колодезным отверстием, княжеская дружинница усмехнулась:

«Ну, будем водяницу задабривать».

Присев у колодца, она заглянула туда, сложила губы дудочкой и издала чудной курлычущий звук, похожий то ли на птичий свист, то ли на голос неведомого зверя… В её руке, покачиваясь, сверкало прекрасное ожерелье с синими камнями-капельками. Словно твёрдые слёзы земли, они грустно блестели над водой, а стоили, наверное, дороже целого дворца.

«Девица-водяница, покажись», — позвала Ясна и снова издала смешное курлыканье.

Ждана осторожно, со страхом подобралась ближе и заглянула. И вздрогнула, снова увидев знакомое пучеглазое лицо с мелкими зубами. «Бу-у-уль?» — раздалось вопросительно.

«Прости, что тебя среди дня разбудили, — сказала Ясна. — Ты не видела ли колечка, которое сейчас обронили в воду?»

Водяница моргнула выпуклыми глазами, по-рыбьи открыла рот и заглотила воду, а Ждана удивилась: она была уверена, что это существо намеренно стащило с её руки кольцо, а Ясна ни в чём таком его не обвиняла.

«Будь так добра, верни его нам! — учтиво попросила княжеская дружинница. — Видишь, какое ожерелье? Можешь взять его взамен колечка».

Прозрачно-водянистые глаза зеленокожей девы сверкнули алчным огнём, бескровная рука высунулась из воды, протягивая когтистые пальцы к дорогому украшению. Ясна с улыбкой подняла его выше.

«Э, нет. Сперва колечко. Не бойся, не обману».

«Бу-у-уль», — ответила водяница, втянула руку в воду и задумалась. Через несколько мгновений её рука снова высунулась, сжатая в кулак.

«Вот и славно, — одобрительно кивнула Ясна. — Давай сюда».

Кулак водяницы нерешительно, с опаской разжался, и на раскрытой ладони обрадованная Ждана увидела своё кольцо. Обмен прошёл благополучно: водяница получила баснословно дорогой подарок и скрылась в глубине, а девушка с облегчением надела мокрое кольцо на палец.

«Девицы везде одинаково любят украшения, — хмыкнула Ясна. — Что на суше, что в воде».

«Спасибо, госпожа, — пробормотала Ждана. — Ты мою душу спасла… Если б не ты, затянула бы водяница меня к себе…»

«Ты как её разбудить умудрилась?» — с усмешкой спросила Ясна.

Пришлось Ждане признаться в своём легкомысленном развлечении, приведшем к таким последствиям. Вероятно, по её лицу и малиново пылающим ушам было уже и так видно, что урок на всю жизнь она извлекла незабываемый, а потому читать ей нравоучения Ясна не стала. Устыжённая Ждана не знала, что и сказать. Ради возвращения её кольца Ясне пришлось отдать такое сокровище!

«Госпожа… Я тебе теперь до конца жизни должна, — выговорила она. — У меня родители не бедные, но обременять их этим долгом я не хочу. Скажи, как я могу с тобой расплатиться? Всё, что у меня есть — это приданое…»

Её слова оборвал палец Ясны, властно и ласково прижавший ей губы. Невыносимо родные глаза солнечно улыбнулись.

«Никаких долгов. Я не обеднею, не беспокойся. Разреши только помочь тебе до конца заполнить это лукошко ягодами… Но не подумай ничего дурного и за свою девичью честь не бойся».

Разве могла Ждана отказать? Под этим взглядом её душа звенела золотой струной, а за спиной словно раскинулись два сильных крыла. Горько-сладкая ягода улыбки заалела на губах, а лес вознёс к небу песню. Каждая строчка этой песни была написана кровью её сердца, каждое слово горчило смолой и пахло мёдом. Был в этой песне полёт над величественно-холодной белизной вершин и радостный бег по привольному разноцветью горного луга, тихая грусть осеннего леса и кружевное колдовство зимы. В какую бы сторону ни кинулась смятенная душа Жданы, везде её ждала терпкость ромашковых объятий и холодящая свобода небес. Будь то тихий стон, смех, песня или крик — всеядное эхо всё подхватывало и рассыпало по полям… А Ждане хотелось и кричать, и стонать, и петь, и смеяться: вот такой волшебный сбор заварил и дал ей выпить этот день в конце лета. И ядовито-горький, и головокружительно сладкий, и пьянящий…

Их пальцы встретились на одном ягодном кустике. Старые сосны молчаливо и грустно улыбались, близорукие горные вершины пытались что-то прочитать на облачных страницах, и не было на всём свете украшения лучше, чем этот простой шнурок на лбу Ясны. Глядя ей в лицо, Ждана вдыхала ветер. В самой глубокой и сырой темнице эти глаза заменили бы ей небо и солнце, в самой мертвенной тишине этот голос спас бы её от одинокого сумасшествия. И вдруг…

«Государыня! Насилу нашли тебя… Всё уж давно готово, стынет! Тебя только и ждём!»

Синие бусины ягод просыпались на траву из накренившегося лукошка: Ждана вскочила. Напугавшая её женщина-кошка с круглой, ровно подстриженной шапочкой прямых льняных волос с поклоном отступила, а княгиня, поймав руку Жданы, ласково удержала её.

«Прости, обманула я тебя, — проговорила она с лукавой улыбкой в уголках глаз и губ. — Но это я не из злого умысла сделала, а чтоб тебя не смущать… И ты, Ясна, прости, что присвоила на время твоё имя».