Осенними тропами судьбы

Настоящая Ясна, рослая и длинноногая, в точно таких же рыбацких сапогах, ещё раз поклонилась. Лицо её осталось непроницаемо-почтительным, но Ждане почудилось, будто её свежие розовые губы тронула тень усмешки.

Будто вытянутая вдоль спины кнутом, девушка без раздумий открыла кольцом проход и оказалась перед их с Младой домом-заставой. Опустившись на ступеньки, ведущие на деревянную площадку, она измученно прислонилась к перилам. Её нутро горело, точно насаженное на вертел и поджаренное на углях… Государыня! Напрасным оказалось предупреждение Млады: Ждане даже в голову не пришло, что под простой рыбацкой одеждой могла скрываться сама правительница женщин-кошек, княгиня Лесияра. Отчаянно впечатав затылок в балясины перил, Ждана закусила губы и застонала. Не могла она поцеловать эти самые нужные на свете глаза и сказать их обладательнице: «Ты моя…» Уже много лет сердце и рука княгини принадлежали её законной супруге.

Сосны скорбно молчали, песня птиц разносилась по лесу грустным, гулко-серебряным эхом, а едкие слёзы проложили на щеках девушки жгучие дорожки. Что же за шутки шутило со Жданой её сердце? Как его, дремучее и мятежное, понять, как истолковать его странные и глупые порывы? Похоже, оно завлекло её на ложную и безнадёжную тропу… Ждана ожесточённо вытерла мокрые щёки и подставила их добрым, утешительным ладоням ветерка. Нет, нельзя из-за какого-то сиюминутного бзика рушить будущее. Синица в руках — гораздо теплее, ближе и надёжнее самого прекрасного, изящного и благородного журавля в поднебесной выси. Надо вырвать эту блажь, пока она не пустила глубоких корней. Нельзя верить сердцу, непостоянному и летучему, как прапорица[29]: если следовать его прихотливому зову, можно зайти в такие дебри, из которых и не вывернуть потом на прямой путь…

Ждана поднялась на ноги отчаянно бледная, с решительно сжатыми губами, мокрыми и солёными от слёз. Приметив, что забыла в лесу лукошко с ягодами, досадливо сморщилась — но не более того. Не до ягод было: более важным делом сейчас стало распутывание клубка чувств и приведение в порядок мыслей. Хотела она взяться за шитьё, да вспомнила, что в мятежном расположении духа нельзя даже брать иглу в руки. Успокоиться не получалось, Ждана металась по дому. Вымела полы, поставила тесто… А потом хищным хорем пронырнула мысль: а что после свадьбы? То же самое. Целыми днями Млада будет пропадать в дозорах, а она — стряпать, мыть, стирать, шить, бродить по лесу, собирая ягоды с грибами. Потом начнёт расти живот… Если удастся уговорить Младу взять помощницу по хозяйству — хорошо, а нет — придётся самой корячиться с пузом. Первенца по обычаю выкармливала кошка, чтоб девочка выросла дочерью Лалады. Значит, придётся Младе на время кормления забыть о службе и оставаться дома, с семьёй… Не станет же она таскать грудное дитя с собой в дозор! Ждане даже захотелось поскорее забеременеть и родить, чтобы Млада больше бывала с ней…

Незаметно для девушки эти будничные, простые и приземлённые мысли о будущем успокоили её. Сердце как будто встало на место, а внезапная одержимость глазами цвета летних сумерек стала казаться не более чем нелепой случайностью, едва не разрушившей всё то, что они с Младой начали вместе строить. Довольная тем, как скоро ей удалось укротить поднявшуюся было в душе бурю, Ждана повеселела. Очистив себя от дурных мыслей, она погрузилась в песню ниток и иглы и принялась волшебством Лалады вплетать птичьи голоса в вышиваемый узор.

Внезапный стук в дверь разбил сосредоточенность. Уколовшись, Ждана сморщилась и сунула палец в рот… Внутри натянулась тревожная струнка: кого могло принести сюда? Единственными гостями в этой глуши были белки-воровки, привыкшие к человеческому соседству и осмелевшие до наглости. Значит, кто-то чужой. Неслышными шагами Ждана проскользнула по лестнице вниз, умудрившись не скрипнуть ни одной доской, подкралась к двери и прислушалась.

«Не бойся, девица, — раздалось вдруг. — Я — Ясна, послана от княгини к тебе, чтоб вернуть лукошко, которое ты забыла».

Девушка вздрогнула и отпрянула. Внятный, мягкий и вкрадчивый голос прозвучал у самого уха так отчётливо, словно и не было между ней и гостьей глухой преграды в виде двери. Довольно высокий и медово-светлый, он ласкал слух, и Ждана, преодолев недоверие, всё же приотворила дверь и глянула в щель. И тут же наткнулась на взгляд перламутрово-серых больших глаз женщины-кошки с льняной шапочкой волос — той самой дружинницы, чьим именем назвалась Лесияра. Несколько мгновений они смотрели друг на друга через щель, потом Ждана робко открыла дверь пошире. У ног Ясны стояли две корзины: одна — забытое лукошко с голубикой, а во вторую, огромную, еле уместился с подвёрнутым хвостом двухпудовый озёрный осётр. Заметив вопросительный взгляд Жданы, Ясна сказала:

«Это подарок тебе».