Ощепков

Там, где сегодня стоит памятник А. С. Пушкину на площади его имени, разбит сквер и построен кинотеатр «Россия» (позже «Пушкинский», с 2012-го — театр «Россия»), в начале 1930-х высилась колокольня и царили белокаменные стены бывшего монастыря. Бывшего — потому что, когда Ощепков приехал в Москву, в нем уже был устроен Центральный антирелигиозный музей всесоюзного значения при Центральном совете Союза воинствующих безбожников (была в нашей стране и такая организация). Приемная дочь Василия Сергеевича рассказывала много десятилетий спустя, что отчим был верующим человеком — обучение в семинарии у Николая Японского, которое он тщательно маскировал в анкетах «японской школой», не прошло даром, хотя он практически ничего об этом и не рассказывал. И не просто верующим. В условиях Москвы, где в результате грандиозной антирелигиозной кампании к концу 1920-х годов были закрыты почти все церкви и монастыри, Василий Сергеевич с Анной Ивановной сильно рисковали, но время от времени все же ходили в храм — душа просила. Оттого, наверно, особенно невесело было им глядеть из окна на антирелигиозный музей на месте Божьего приюта. Ближайшим действующим к дому Ощепковых стал храм Воскресения Словущего на Успенском Вражке. Он сохранился до наших дней, притаившись в тихом Брюсовом переулке, между Тверской и Большой Никитской.

По пути к храму от Страстного бульвара, несколько в стороне от Тверской, стоит знаменитый в начале XX века «московский тучерез» — десятиэтажный Дом Нирнзее в Большом Гнездниковском переулке. Это место, где Михаил Булгаков познакомился с двумя своими будущими женами, где часто бывали Есенин, Маяковский, да, пожалуй, все представители московского бомонда тех лет, вероятно, очень часто посещалось Ощепковыми, но совершенно по иной причине. В этом же доме, на втором этаже, с 1930 года жил еще сахалинский друг, однокашник и коллега Василия Сергеевича по работе в приморском подполье Трофим Степанович Юркевич. Бывший семинарист, казачий офицер и советский разведчик получил в столице должность преподавателя в Московском институте востоковедения и в Коммунистическом университете трудящихся Востока и проработал там до октября 1933 года. Не сохранилось никаких свидетельств о встречах Ощепкова и Юркевича, но трудно поверить в то, что этих встреч закадычных, с самого детства, друзей, прошедших вместе столько бед и лихолетий, не было.

Зато Дина Николаевна вспоминала, что ее отчима, когда тот жил еще в ЦДКА, посещал другой дальневосточник, обосновавшийся по соседству, — Николай Петрович Мацокин. Формально тоже профессор Московского института востоковедения, крупнейший японовед, этот человек был сотрудником ИНО ОГПУ, то есть политической разведки. К Ощепкову он заходил, чтобы проконсультироваться с ним по вопросу составления некоего военного словаря японского языка (судьба этого издания неясна). Настоящий ас советской контрразведки, Роман Николаевич Ким, выдающийся знаток японского языка, сам учившийся в Токио, тоже встречался с Василием Сергеевичем, но по другому профессиональному вопросу. Ким, в прошлом отличный борец, лучший спортсмен японского колледжа Фуцубу, имевший прозвище «ёкодзуна» (что значит «чемпион»), внимательно изучал различные аспекты деятельности тайных служб. Он беседовал с Ощепковым о применении на практике различных систем рукопашного боя. А возможно, и не только беседовал, тем более что они вполне могли познакомиться еще во Владивостоке, где оба начинали работать в большевистских спецслужбах.

Василий Сергеевич, судя по всему, и в Москве неплохо зарабатывал. Летом семья выезжала на дачу: обычно к морю, в Ялту, в Гурзуф, где снимала домик по соседству с уединенной дачей другого сахалинского героя — А. П. Чехова. К отдыху в Крыму относится одно из самых трогательных воспоминаний Дины Николаевны. Она рассказывала, что отчим обожал ее настолько, что даже за стол никогда не садился, «пока Диночка не прибежит» — в семье царили любовь и взаимное уважение. Правда, Ощепков никогда не купался. Об этом вспоминал и его ученик Андрей Будзинский. Может быть, страдал каким-то кожным заболеванием и стеснялся? Неизвестно.

Если не получалось уехать в Крым, снимали дачу в Подмосковье, в Пушкино. По странному стечению обстоятельств там с 1935 года тоже жили старые знакомые Василия Сергеевича. Это был еще один бывший семинарист, ставший сотрудником НКВД Владимир Дмитриевич Плешаков, тот самый Митрич из Хакодатэ, который спас в Токио резидента номер 1/1043, и профессиональный, еще царских времен, военный разведчик и японовед Василий Николаевич Крылов, с которым все они могли пересекаться и в Харбине, и во Владивостоке, и в Японии[297]. Совпадение ли в таком случае, что именно в Пушкино находилась одна из секретных разведывательных школ Коминтерна, которой требовались инструкторы по самым разным дисциплинам? И этого мы пока не знаем.