Читаем Ощупывая слона полностью

Следует напомнить, что середина девяностых в Москве была временем тарантиновского «Pulp Fiction» и прозы Виктора Пелевина. Про «Pulp Fiction» мне сейчас особо нечего сказать (вероятно, потому, что в свое время я говорил про него слишком много), а вот Пелевин имеет самое прямое отношение к истории моего романа с Интернетом.

Получилось так, что с автором «Чапаева и Пустоты» я был знаком года с 1990-го. Льщу себя мыслью, что это я навел его на идею не давать интервью, рассказав, что именно так поступает Томас Пинчон. Пелевин, в отличие от Пинчона, до конца не выдержал и после «Поколения П» все-таки разговорился — но в 1996 году он был еще нем, как скала. Мне, по старой дружбе, было дано разрешение записать свои с ним разговоры, визировать которые он отказался, сказав, что я могу писать все что вздумается, — главное, не разжигать национальную рознь. В результате я сделал интервью для «Огонька», которое в течение нескольких лет было чуть ли не единственным интервью Пелевина.

«Огонек», правда, немного отредактировал текст, убрав, насколько я помню, упоминания о Карлосе Кастанеде (считалось, что читатели «Огонька» не знают, кто это такой). В ответ я выложил полный текст на свою страницу (заведенную, кстати, благодаря Антону Носику на администрируемом им «Шарате», www.sharat.co.il… Носик тогда уже был и журналистом, и звездой, но пока еще не в масштабах Рунета, а в масштабах русского Израиля). Через некоторое время мне написал какой-то неизвестный юноша — попросил разрешения выложить текст — со ссылкой на мой хоум-пейдж — у себя в электронной библиотеке. Я согласился и никогда об этом не жалел: юноша оказался Максимом Мошковым, а его библиотека вскоре стала самой большой и популярной электронной библиотекой Рунета (www.lib.ru). За прошедшие годы мне написало, наверное, около сотни людей, прочитавших это интервью. Большинство из них просили мейл Пелевина (который мне по сей день неизвестен), но с некоторыми возникли вполне человеческие отношения. Так, Маша Нестерова из Австралии прислала Пелевину в подарок две англоязычные книги (в самом деле отличные), и мы довольно долго с ней переписывались, пока не встретились лично через четыре года в Чикаго. К этому моменту Маша написала несколько блестящих статей для антикультурологического еженедельника: ЛЕНИН:, переводила вместе с Черновым воспоминания о Кроули для «Митиного журнала» и стала в некотором роде знаменитостью — но я всегда помню, что познакомился с ней задолго до большинства ее нынешних сетевых друзей. Другие контакты, завязанные благодаря мошковской публикации, обернулись даже какими-то деньгами; это лишний раз доказывает, что с бесплатной онлайн-публикации можно получить свою прибыль.

Вернемся, однако, к Пелевину, которого в начале 1997 года я привел в редакцию «Журнала. ру». Кажется, я пытался соблазнить его тем, что в обмен на пресс-конференцию ему помогут подключиться к Интернету, но Виктор ничего взамен не захотел и общался вполне бескорыстно. Полный текст пресс-конференции доступен по адресу http://www.zhurnal.ru/tran-scripts/pel-tr.htm, и там же выложен сонет Петра Пустоты «Психическая атака», на бумаге, кажется, так и не опубликованный.

Пресс-конференция прошла на ура. Пелевин пришел с девушкой, которую никто не мог потом вспомнить, сидел, привалившись спиной к стене и диктовал ответы Настику, которая, по ее словам, с трудом разбирала, что ВП бормочет себе под нос. Все остальные, впрочем, отлично слышали каждое слово Великого Писателя, который изредка переходил в режим «а теперь вот я хочу спросить». Изредка появлявшийся на кухне счастливый и пьяный Женя Горный говорил: «Он же оказался совсем свой парень!» — и рассказывал теорию фаллического Христа. Рома Воронежский, в тот период своей жизни не переносивший мата, заходил на кухню только в тот момент, когда произносились нецензурные слова, говорил «О боже!» и снова уходил. Кажется, Гагин рассказывал, что в комнате с Пелевиным был едва ли полчаса, но зато, когда читал транскрипт, выяснил: все, что там записано, он слышал. Гагину ничего не оставалось, как приписать этот феномен тому, что в присутствии Пелевина проявляются паранормальные способности.

Послушать, честно говоря, было что. Пелевин назвал «пепси» единственной колой, которую он пьет, рассказал, как его отравили клофелином, и раскрыл народную этимологию слова «поколение» («люди, которые околевают примерно в одно время»), а также едва ли не первым из крупных писателей выдал разрешение на свободную онлайн-публикацию своих текстов.

После того как транскрипт был выложен на сайте 2R, фрагменты из него были напечатаны в нескольких бумажных изданиях — разумеется, без упоминания Zhurnal.ru. Это, наверное, один из первых примеров «заимствования» офф-лайна у Сети под скромной шапкой «взято из Интернета».

Перейти на страницу:

Все книги серии Новое литературное обозрение

Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских
Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских

Захватывающий авантюрный роман с элементами игры, фантастики и эротики, повествующий о политических и любовных приключениях американского слависта в России. Действие происходит в многомерном художественном пространстве на протяжении пяти веков русской и мировой истории. Среди персонажей романа — реальные сегодняшние политические деятели, олигархи, киллеры, некроманты, прекрасные женщины и порочные дети, а также знаменитые завоеватели и правители от Ивана Грозного до Билла Клинтона.Роланд Харингтон — американский славист русского происхождения, профессор Мадисонского университета, автор восемнадцати книг и более трехсот статей. В 1990 году удостоен приза Густава Фехнера за книгу «Венерические болезни в русском романе». Работал консультантом в трех администрациях, сопровождал Б. Клинтона и Дж. У. Буша на встречах в верхах с президентами России Б. Ельциным и В. Путиным. Р. Харингтон — член дирекции научного центра им. Президента Эндрью Джонсона, председатель американского общества почитателей Ивана Грозного, член Академии изящных искусств штата Иллинойс.

Роланд Харингтон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное