Ошейник Жеводанского зверя

В свете почти погасшего камина и луны Зверь виделся еще более отвратным, чем был запечатлен в моей памяти. Ростом он много превышал обыкновенного волка. Грудь его была широка, лапы крепки и узловаты, спина вздымалась горбом, а опущенная к самому моему лицу морда походила на свиную. Короткая, тупая, с черным пятном носа и короткими усами, с широкими челюстями и длинными, с мой мизинец, клыками на них. Зверь сопел, обдавая меня смрадом хищника, но отчего-то медлил вцепиться в глотку. Его глаза поблескивали алым и казались дьявольскими угольками.

Я, отошедши от первоначального ужаса, теперь думал о том, как прогнать его, жалея об оставленном мушкете, о ноже, каковой лежал в отдалении.

И тут над ухом моим раздался тихий свист и шепот Антуана:

 – Ко мне...

Зверь тотчас перескочил через меня и, о диво, ринулся к моему брату, но не для того, чтобы растерзать его, как он терзал иные жертвы. Нет, теперь Зверь был подобен ласковому псу, он вертелся, норовя подставить уродливую голову под Антуановы руки, вилял хвостом и даже повизгивал. А мой брат, мой несчастный безумный брат, обнимал эту тварь и нашептывал ей ласковые слова.

 – Не бойся, Пьер, – наконец, обратился он ко мне. – Моник не причинит тебе вреда.

Я медленно поднялся, и Зверь, обратившись ко мне, пристально следил за каждым движением. Теперь он – или она? – вновь был недоверчив. Насторожен. Готов нападать.

 – Сидеть. Сидеть! – Антуан и сам сел на кровати, неловко потянувшись, поморщился – видать, спина саднила, – хлопнул ладонью по лежанке. – Сидеть, Моник. Свой. Пьер свой, понимаешь?

 – Значит, это правда? – спросил я его, леденея сердцем.

 – Правда? Слишком много правды, – ответил он, обнимая шею Зверя, – чтобы я мог ответить тебе, которой из них следует верить. Но я хочу рассказать тебе свою. Умоляю выслушать меня, а потом... потом ты сделаешь то, что следовало сделать давно.

Зверь, вздохнув, положил голову Антуану на колени и слабо шевельнул хвостом. Чего стоило схватить мушкет и выпустить в него заряд дроби, избавляя раз и навсегда мир от этого ужаса? И отчего я, твердо знавший, как следует поступить, медлил?

 – Ты ведь знаешь, что отец всегда был расположен ко мне, – начал Антуан. – Однако ты зря завидовал, ибо обернулась эта любовь многими бедами...

Рассказ Антуана Шастеля, записанный со слов его старшего брата Пьера супругой оного