– Игорь же… – ухватилась я как утопающий за соломинку. – Мне надо идти к себе, вдруг он подумает, что я… ну что я была здесь… и догадается.
О чем догадается, я говорить не стала. Собственно, догадываться-то не о чем. Мы все обсудили, все решили. А вот это вот все: халат, и ванная, и общая постель – это совершенно другое. Это потому что мне было плохо.
Ни с того ни с сего вдруг вспомнилось: «Вы будете меня любить? – Буду, куда я денусь». И от этого все снова стало сложно.
– Игорь с утра уехал. Видимо, не хотел попадаться мне на глаза. И правильно сделал.
Низкий голос звучит сквозь гул крови в ушах, меня крутит, затягивает в горячую воронку. На самом деле ее, конечно, нет, но она есть. Что-то такое, что не дает вырваться, прижимает ближе и ближе. В голове словно мигает красная кнопка сигнализации: стоп, опасно, ой как опасно…
– Мне надо в душ…
А что, конечно же, надо… Иначе затянет, не выберешься. Бояринцев замешкался с ответом, и этой мгновенной заминки мне хватило, чтобы собраться с силами, отодвинуться, вывернуться из его рук и рвануть в ванную.
Захлопнув дверь, несколько секунд я стояла, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Нет, разлеживаться в ванне не буду. Жгло стыдом воспоминаний о том, как вчера я там уже была. Нужно встать под душ и смыть с себя все. Пьяный угар вчерашнего вечера, мутную хмарь этой ночи, но главное – совершенно нелогичную и глупую радость, которую мне нельзя испытывать.
Я шагнула под душ, включила воду и закрыла глаза. Колючие струи колотили по телу, расслабляя, приводя в порядок мысли и чувства. Сквозь шум воды я услышала какой-то посторонний звук и, еще не открыв глаза, уже поняла, что, вернее, кого увижу сейчас.
– Ты не взяла полотенце, – сказал Бояринцев.
Не собирается же он… Но Бояринцев собирался. И не только собирался, но и вошел внутрь. Я попятилась глубже под теплые струи – спрятаться. Странное желание, учитывая, что он уже и так видел все, что хотел. И не только видел. Но сейчас это было неважно. Впрочем, прозрачная, хлещущая сверху вода была так себе прикрытием, зато лезла в рот и нос, мешая дышать.
И еще кое-что мешало дышать.
Бояринцев был близко. Очень близко. С растрепанными со сна короткими волосами, упрямым ртом, квадратным подбородком и жесткими скулами, покрытыми отросшей за ночь щетиной, в шортах и без майки. Это придавало ему странно домашний вид. Свой и чужой, домашний и дикий, как неприрученный зверь, хищник – убойное сочетание, от которого можно сойти с ума! Я пыталась отвести взгляд, но он не отводился. Наоборот, зачарованно пробежался сверху вниз, жадно вбирая в себя широкие плечи, скрещенные на мощной груди сильные руки в узлах мышц, подтянутый живот и…
О господи…
Я судорожно сглотнула, уставившись на большой бугор, распиравший ткань шорт. В голове помутилось, тело так напряглось, что унять дрожь было невозможно.
Я повернулась спиной. Так гораздо лучше. Так и он не видит лишнего, но главное – я не вижу его.
Я хотела, чтобы он ушел. Сейчас, сию минуту. Пока я еще хоть что-то соображаю. Потому что от одной мысли, что он сейчас смотрит на меня, совершенно голую… От одной этой мысли в животе холодело от сладкого ужаса, будто я летела вниз на качелях.
Нужно успокоиться. Он просто принес полотенце. Я забыла, а он принес. И сейчас уйдет. Уйдет…
– Я помогу… – раздался за спиной низкий тяжелый голос с легкой хрипотцой, просквозившей холодком по позвоночнику.
Остатки здравого смысла рухнули, смытые волной вспыхнувшего горячего желания. Я замерла, не в силах пошевелиться или хоть что-то сказать. Сердце колотилось где-то в горле, внутри холодело от неясного томительного предвкушения.
Что он собирается делать?
Секунда, другая…
Раздался негромкий щелчок, и в воздухе разлился терпкий сладковатый запах. Гель для душа – догадалась я, и все же не повернулась, чтобы проверить свою догадку, предпочитая не знать, что происходит там, за спиной.
Моего плеча коснулась мягкая губка, слегка помассировала, вызвав сладкий озноб от затылка до пяток, заскользила вниз по руке, оставляя за собой влажный, душистый, пенящийся след.
Шелестели упругие струи воды, ударяясь об пол, губка гладила кожу, рисуя круги на спине, спускалась все ниже, ниже… И от этих прикосновений, скользких, дразнящих, умопомрачительно приятных, по телу расплывалась тягучая истома, густая и жаркая. А потом губки не стало.
Мужские ладони проехались снизу вверх по бокам, погладили подмышки, покружили вокруг грудей, словно ненароком задевая напрягшиеся соски, заскользили вниз, вызвав странное чувство потери. Вернулись и замерли, дразняще сложившись двумя чашами. Всхлипнув, я изогнулась и вжалась потяжелевшими грудями в эти манящие чаши, которые тут же захлопнулись, будто капканы, стиснув добычу. Словно молнии прошили тело, раскололи его на тысячу пылающих кусков, ударили прямо в промежность, где сразу стало жарко и влажно. Я застонала, едва устояв на ногах.