Ошибка

Черт, кажется, я уже это говорила. Ага, вспомнила, поэтому заявление о хорошем парне потребовало уточнения:

– На самом деле, когда пьешь, тоже хороший. Но если ты думаешь, что мы с тобой…

Да что же это! Это ведь я тоже уже говорила…

– Отстань, ничего я не думаю, – отмахнулся он. – Ты мне лучше скажи, почему сигнализация не отключается.

– А разве она не отключается?

Я вообще в этих сигнализациях не слишком разбиралась. Когда я уходила и приходила, в доме всегда кто-то был. Я даже ключом ни разу не пользовалась!

– Ну да, должна пищать! Так жалобно, «пи-и», понимаешь?

– Так, может, у нее голос сел. Она не в голосе, да! Ма-мэ-ми-мо-му-у-у… – пропела я что-то из детства, из музыкальной школы, и пьяно хихикнула. Сегодня почему-то все казалось ужасно смешным.  А потом задумчиво добавила: – А может, она уже отключена…

Грабители? Вряд ли…

Кое-кто похуже.

Неправильность, которую я заметила, когда мы подъезжали к дому, внезапно встала перед глазами, разорвав хмельной дурман.

Автомобиль!

Это был автомобиль, тот самый – цвета мокрый асфальт. Мне понадобилась пара минут, чтобы сложить два плюс два. Все-таки думать в пьяном виде – занятие неблагодарное. Бояринцев здесь! Черт, Бояринцев здесь, а мы…

А что мы? Мы, между прочим, отмечали мою сданную сессию. С отличием, между прочим. А потому имели право. Я гордо расправила плечи и тут же поплатилась за это – пошатнулась и чуть не упала.

– С сигнализацией точно какая-то ерунда, – продолжал настаивать Игорь.

Да, мысли он точно не читает, очень неудобно, а так бы он уже знал, кто ждет нас за этой дверью.

– С сигнализацией – не ерунда… С ней Тимур Александрович… Вернее, уже без нее… Вернее, его машина вон.

Несмотря на внезапно нагрянувшее косноязычие, соображала я быстрее Игоря, ему на осознание постигшей нас трагедии понадобилось куда больше времени. И среагировал он эмоционально.

– Ппц! – он сказал другое слово, но так получилось даже экспрессивнее.

Мы застыли возле двери, не решаясь войти.

А может, Бояринцев уже спит? Ну а что… Приехал из своих командировок, устал и уснул. Времени-то уже. Я посмотрела на часы: половина третьего, точно уже уснул. Так, подбадривая себя, я толкнула дверь и вошла в дом. И тут же поняла, что для некоторых половина третьего ночи – это вовсе не аргумент, если, конечно, надо поймать с поличным сына и невестку.

Бояринцев грозовой тучей стоял в холле.

– Здравствуйте, – выдавила я из себя.

Бояринцев окинул тяжелым взглядом меня, потом Игоря. Будь я трезвой, то, наверное, перепугалась бы до смерти. А сейчас во мне бушевало возмущение. Я шагнула вперед, чтобы заслонить могучими плечами своего угнетенного собутыльника.

– И вот не надо ругать Игоря! Вы и так уже его затер-ро-ри-зировали, – я старательно выговорила трудное слово. Можно сказать, справилась с блеском! – А он хороший парень, добрый и понимающий, и зарядку делает. – В этом месте я для убедительности взмахнула руками и мгновенно потеряла равновесие.

Я еще продолжала отчаянно изображать мельницу, но, кажется, в неравной схватке с гравитацией должна была вот-вот проиграть. Бояринцев сделал шаг вперед и подхватил меня.

– Исчезни, – бросил он Игорю недобро.

Глава 22

– Водичка…

В моей голове уже не оставалось места для мыслей. Вообще ни для чего не оставалось… Лишь ветер гулял по кругу. И мне было плохо, очень плохо. Я краем мутного сознания отметила, что сижу в ванне. На мне нет одежды. И рядом льется вода. Прохладная…

– Придушу гаденыша…

Этот голос я узнала. Мне от него почему-то больно. А еще хорошо и спокойно. И хочется плакать.

– Не нужно никого душить. Это я сама…

Я не уверена, что сказала это вслух. Впрочем, какая разница. Меня подняли большие сильные руки, оборачивая чем-то теплым и пушистым. А потом прижали к крепкой и горячей груди, куда-то понесли и бережно уложили. На что-то мягкое. И отпустили.

Нет, не хочу! Не сейчас. Сейчас мне будет совершенно невыносимо одной. Я потянулась куда-то вверх, к нему.

– Не уходите.

Пауза. И снова этот голос – как приговор:

– Я не люблю пьяных женщин.

Я засмеялась. Уж не знаю, что показалось мне забавным.

– Но я же не всегда буду пьяной, верно? К утру я протрезвею. И тогда вы будете меня любить?

Тогда этот вопрос показался мне вполне логичным.

– Буду, куда я денусь,  – ответил он после короткой паузы.

И этого оказалось мне достаточно – я совершенно успокоилась и провалилась в сон.

***

Боже… Я даже не подозревала, что может быть так плохо. Голова раскалывалась, словно в ней поселилась стая ежей с отбойными молотками и вовсю долбилась в виски, прорываясь наружу. Во рту было гадко и сухо, а тело ломило так, будто меня переехало бульдозером. Да еще и желудок… О господи,  такое чувство, что там включили режим отжима. Совсем неделикатного!

Я вяло открыла глаза – яркий пронзительный свет резанул по ним, ввинчиваясь прямо в мозг. Зажмурилась моментально. И крепко.  Вот уж нет, больше не открою!

– Ну что, алкоголики и тунеядцы? Плохо? – В низком тяжелом голосе явно слышалась насмешка.

Не могу поверить, что вчера он мне нравился. Сейчас каждое слово впивалось в голову, словно длинная острая игла.