Мы с Джефом сразу обмениваемся обеспокоенными взглядами. Увидев, как он пьет, мы одинаково хмуримся, и папа издает страдальческий стон.
– Черт побери, не надо так смотреть на меня. Мне приходится пить, потому что когда я в последний раз попытался резко бросить, то оказался в больнице с судорогами.
От шока я всасываю в себя воздух.
Как и Джеф.
Отец переводит взгляд с меня на брата, а потом звенящим от отчаяния голосом сообщает нам обоим:
– Я собираюсь вернуться на реабилитацию.
Его объявление встречено гробовой тишиной.
– Я серьезно. Я поговорил кое с кем из той больницы, где лежал в последний раз. Попросил поставить меня на лист ожидания. Но мне сказали, что буквально за пять минут до того, как я позвонил, освободилось место. – Он усмехается. – Если это не Божий промысел, то я не знаю, что это.
Мы с братом по-прежнему храним молчание. Мы уже слышали эти речи. Много раз. И сделали вывод: не стоит напрасно себя обнадеживать.
– В этот раз так и будет, – резким голосом бросает папа, почувствовав наши опасения. – Я сделаю для этого все.
Наступает пауза, и потом Джеф откашливается.
– Как долго будет длиться курс?
– Шесть месяцев.
Мои брови подскакивают вверх:
– Так долго?
– Изучив мою историю, врачи решили, что так будет лучше всего.
– В клинике? – спрашивает Джеф.
– Да. – На папином лице отражается боль. – Две недели займет одна только детоксикация. И боже, я совсем не жду эту часть. – Тут же он качает головой, словно отгоняя эти мысли. – Но я сделаю это. Я сделаю это, в этот раз все изменится. И знаете почему? Потому что я ваш
Ему явно стыдно.
– Мои дети не должны были заботиться обо мне. Это я должен был заботиться о
– Все это, конечно, очень хорошо, – усталым голосом говорит Джеф. – Но что будет с мастерской? Даже если ты пройдешь курс, все равно не сможешь работать из-за ног. С административными вопросами ты конечно справишься, да. Но не с ручным трудом.
– Я оформлю инвалидность. – Папа умолкает. – А мастерскую я собираюсь продать.
Этому мой брат совершенно
– Мы с Кайли собираемся путешествовать всего-то пару лет, – расстроенно говорит Джеф. – И я хотел бы и дальше работать здесь, когда мы вернемся.
– Тогда мы наймем кого-нибудь, кто будет управлять мастерской до твоего возвращения. И этот кто-то не будет твоим братом, Джеффри. Или тобой, если ты сам этого не хочешь. – Отец отодвигает стул и, осторожно поднявшись, тянется к своей трости, прислоненной к стене. – Я знаю, что вы все это уже слышали. И понимаю, что от меня потребуется больше, чем несколько обещаний, чтобы доказать, что я настроен серьезно.
И тут он прав.
– За мной приедут через час, – сообщает нам отец. – Мне нужно собрать вещи.
Мы с Джефом смотрим друг на друга.
Сукин сын. Он действительно собрался в реабилитационный центр.
– Не жду прощальных объятий, но будет здорово, если вы, ребята, будете время от времени звонить мне, рассказывать, как у вас дела. – Отец смотрит на Джефа. – Мы поговорим о мастерской, когда я закончу собираться. Не знаю, стоит ли закрыть ее на то время, пока меня не будет, или, может, ты захочешь остаться здесь чуть дольше. Но если мы закроемся, я буду признателен, если ты закончишь все текущие заказы.
Слегка обалдевший, мой брат лишь кивает.
– А ты… – Папины воспаленные глаза останавливаются на мне. – Тебе лучше поехать на ту тренировку в Провиденс. Дженсен сказал, что это что-то типа проверки, так что не оплошай.
Я так долго молчал, что мне не сразу удается заговорить.
– Не оплошаю, – хрипло говорю я.
– Вот и отлично. Расскажешь мне, что да как, когда я позвоню тебе через две недели. После того, как закончится детоксикация, не раньше. – Его голос тоже звучит хрипло. – А теперь проваливай, Джон. Твой брат сказал, у тебя куча дел сегодня. Джеффри, мы скоро поговорим.
Папа поворачивается и уходит, из коридора доносятся звуки его тяжелых шагов, направляющихся в сторону его спальни. И внезапно я ощущаю себя настолько же потрясенным, насколько выглядит таким Джеф, и мы снова несколько минут смотрим друг на друга разинув рты.
– Думаешь, это он серьезно? – спрашивает Джеф.
– Похоже, что так. – Старые сомнения возвращаются, и я отвечаю с осторожностью. – Как по-твоему, в этот раз ему удастся удержаться?
– Блин. Надеюсь.
Да, и я тоже. В прошлом отец слишком часто обманывал наши надежды, давая нам обещания и объявляя о своих решениях. Язвительный голос внутри меня говорит, что этот же самый разговор ждет нас через год, или два, или пять. И может, так оно и будет. Вполне возможно, что папа решит протрезветь, но вернется через шесть месяцев домой и снова начнет пить. А может, и нет.
Но как бы то ни было, сейчас я свободен.