Юлии почудился упрек в словах Ирки. Она постоянно чувствовала свою вину – не уберегла! Не уберегла Женьку! Он мотался по всему свету, был одновременно во многих местах, звонил каждый день и кричал с другого конца земного шара:
– Юльця, привет! Как ты? Я тебя люблю!
– Женечка! – кричала она в ответ. – Я соскучилась! Когда ты вернешься?
Женька называл ее Юльця, или пани Юльця, ему это страшно нравилось. Нежно и смешно. Так называл ее партнер Женьки из Кракова, Януш Корчиньский – они заехали к нему на пару дней по пути в Вену. Он восхищенно целовал ей руки и называл пани Юльця. «Это такое здробненное имье от Юлия», – объяснил он. Юлия взглянула вопросительно. «Уменьшительное, – поспешил Женька, улыбаясь во весь рот. – Ласкательное!»
Юльця, Иренця, Гельця… как колокольчик!
Он был всегда, он был везде, он был вечен. Мир без Женьки не мыслился. Он просто не мог существовать без Женьки. И вдруг Женьки не стало. Некая сила, слепая и равнодушная, выдернула его из жизни.
– Не может быть! – повторяла растерянная и испуганная Юлия по дороге в больницу, откуда ей позвонили в шесть утра. Так не бывает! Как же так? Он же был на работе! Позвонил около одиннадцати, сказал, что еще посидит, и чтобы она не ждала, ложилась. А в шесть утра ее разбудил телефонный звонок…
«Юльця, не жди меня!» – сказал Женька, и фраза эта крутилась в ее памяти, как заезженная пластинка, и уже придавался ей мистический сакральный потусторонний смысл, и мысль о том, что
«Он чувствовал, что уходит!» Мысль эта сводила ее с ума, крутясь в сознании денно и нощно. Его слова были знаком! И если бы она поняла, побежала к нему, она бы помешала…
Кто угодно, только не Женька, в котором было жизненной силы на десятерых. Как же так? Ей бы заставить его сходить к врачу, закатить скандал, «в ногах валяться», как говорит Лиза Игнатьевна.
– Не бойся, старушка! Еще постриптизим! – обрывал он ее попытки затащить его к известному кардиологу. А однажды сказал: – Юля, давай не будем портить наши отношения! – причем таким тоном, что Юлия опешила. А он взял ее руки и поцеловал одну, потом другую. И сказал дурашливо, как обычно: – Я тебя все равно люблю! Несмотря ни на что! Скажи, что больше не будешь! Не волнуйся, старушка, у меня есть волшебные таблетки от доктора Сороки!
Доктор Сорока был их семейным врачом…
Потом она вспоминала этот разговор и думала: «А что, если он знал?»
А что, если он знал? Чувствовал?
«Нет! – кричал разум. – Это нелепая случайность! Он ничего не знал и ничего не чувствовал!»
Ей было легче думать, что смерть мужа была случайностью, которую невозможно было ни предугадать, ни предотвратить.
– Не уберегла!
Осуждение чудилось ей в глазах людей.
– Женьку не вернуть, – сказала Ирка, – а тебе жить! Посмотри, на кого ты похожа? Если бы он увидел тебя такой, испугался бы!
Глава 4
Гость у порога моего…
Желтый лист плывет.
У какого берега, цикада,
Вдруг проснешься ты?
…Звонок все звенел и звенел – нежные негромкие заливистые трели. Лапик звонко тявкал в прихожей, призывая хозяйку. Юлия тяжело поднялась, упираясь ладонями в стол, и, неверно ступая, пошла открывать. Наступила на подол длинного платья, взмахнула руками, удерживая равновесие. Сбросила туфли на высоких каблуках, сразу став ниже ростом. Не спрашивая, кто, повернула защелку замка и распахнула дверь. Стояла, всматриваясь в человека на пороге. Это был Алекс.
– Добрый вечер! У вас калитка открыта, я был у… друга, тут рядом и… вот! – Он протянул ей букет сиреневых астр, упакованных в кружева из фольги. – С днем рождения!
– Алекс? – Юлия попятилась, сделав неопределенный жест рукой, который он принял за приглашение и перешагнул порог. – Зачем вы… О господи! Откуда вы знаете, что у меня день рождения?
– Я помню, Евгений Антонович как-то сказал, что вы ужинаете в «Английском клубе». Соберутся друзья… Такая традиция у нас, сказал он, отмечать день рождения жены в «Английском клубе». Я запомнил день – десятое сентября. Я помню… – повторил он, и Юлия вспыхнула.
Она стояла в замешательстве, с поникшими плечами, глядя в пол… Ей хотелось завыть от горя. Да, была традиция, был Женька… Она просыпалась утром десятого сентября, а на постели лежали розы – темно-красные, всегда тридцать шесть. Они усыпали всю постель, три дюжины темно-красных роз на длинных крепких стеблях с острыми шипами. Их запах, сладкий и томный, немного удушливый, разливался по комнате. Она сгребала цветы в охапку, зарывалась в них лицом… Непременно колола палец о какой-нибудь особенно острый шип, вскрикивала…
Она помнит радость, какую испытывала, когда холодные и влажные цветы прикасались к ее лицу…
– Женька! – кричала она. – Я тебя поздравляю! У меня сегодня день рождения!
Сегодня с самого утра она выключила телефон, не желая никаких звонков, не желая принимать поздравления, не желая никого видеть…