Ошибка Бога Времени

У Алекса были темные волосы, широкий выпуклый лоб, длинные, как у женщины, ресницы. Впалые щеки. На шее билась жилка. Ей было неловко подсматривать, но… не будить же, успокоила она себя. Крупные губы, подбородок с ямочкой… Расстегнутый ворот рубахи, одной пуговички нет. Грудь его мерно вздымалась. Спящий, он был беспардонно молод, потрясающе молод, неприлично молод! Юлия вздохнула. Его большие руки лежали поверх одеяла… заживший порез около ногтя на правом указательном пальце, часы на запястье, почему-то правом.

Ноздри ее раздувались, втягивая его запах. Запах волос, кожи, тела, одежды… Если бы ее спросили, что она чувствует сейчас, она сказала бы – ничего, и пожала плечами. И слукавила бы. К ее изумлению, ее неудержимо тянуло к этому парню. Как тогда, много лет назад… Она смотрела на его руки и представляла, как он…

Остановись, бесстыдница! Но она ничего не могла с собой поделать. Ее голова лежала на его груди, мысленно, разумеется, и щекой она чувствовала биение его сердца… а колено упиралось в его бедро… тоже мысленно. Губы ее пересохли, она облизнула их языком… Дыхание перехватило, лицо горело.

«Да что же это такое?» – подумала она почти в отчаянии, не веря и удивляясь себе. Осторожно протянула руку ладонью вниз, словно собираясь прикоснуться к его лицу, но не решилась в последний момент. Она держала ладонь над его лицом, чувствуя его теплое дыхание. Против ее воли ладонь опустилась ниже, почти коснулась его губ, и словно искра проскочила, рассыпавшись внутри звенящим жаром. Губы его шевельнулись – он легко поцеловал ее ладонь, не открывая глаз… еще и еще… Потом вдруг повернулся лицом к ней… Теперь они лежали, глядя в глаза друг другу…

Она не запомнила, кто сделал первое движение… неважно, неважно… Она почувствовала его дыхание и губы на своих губах… Он целовал ее мелкими частыми поцелуями, словно боялся испугать, словно приручал и приучал к себе… А потом прижался к ее рту, и она вскрикнула, почувствовав соленый вкус крови, и со слабым стоном обхватила руками его плечи, чувствуя его нетерпение.

«Неужели это я? – билась мысль. – Неужели так бывает? Зачем? Нельзя…»

…Изгибаясь, она помогала ему справиться с застежкой платья…

– Юлечка! – шептал он, раскаленными руками дергая молнию, которая не хотела расстегиваться. – Юлечка, девочка моя… Юлечка…

…Они, стоя на коленях в постели, поспешно раздевались… не сводя взгляда друг с друга… тени метались по стенам спальни… И когда, наконец, одежда их в беспорядке полетела на пол, он обнял ее так сильно, что у Юлии перехватило дыхание… Не отрываясь от ее губ, он потянул ее к себе…

Глава 5 Жорик и монах

Жорик, брат Ирки, был жилистым озабоченным человеком с неприятной привычкой хрустеть пальцами. Обвисшие беспородные джинсы свисали с его тощего зада, длинная кадыкастая шея торчала из ворота растянутой черной футболки с пейзажем Нью-Йорка, растрепанные патлы торчали во все стороны.

Жорика еще с детства отличал озабоченно-пытливый взгляд карих, слегка навыкате, глаз, и при этом – выражение полного отсутствия мысли на физиономии. Казалось, он прислушивается к собственным ощущениям или решает в уме проблему Бермудского треугольника, или вечного двигателя, или еще чего-нибудь столь же универсально-фантастического. В его черепной коробке бешено вертелись, сцепляясь зубцами, большие и малые колесики, деловито раскачивались крошечные маятнички, летели искры от напряжения, и рождалась очередная гениальная догадка или открытие века.

– Эволюция! – восклицал Жорик, начитавшись книжек одного американского философа русского происхождения. – Где она, ваша эволюция? Не существует понятия эволюции в принципе! Эволюция предполагает закрепление новых качеств в организме, а где они, эти новые качества, если человек в принципе не меняется? Каким вылупился на свет божий, такой и есть. Третья рука не отросла, хотя не помешала бы, знание не передается потомству, все дураками рождаются, а потом всю жизнь учатся и дураками помирают. Количество хромосом не меняется. Солнечные удары случаются и ожоги, хотя за тысячи лет вашей эволюции уже можно бы и попривыкнуть к солнечной радиации. Кости ломит на перемену погоды опять-таки. Вот когда трансплантаты из пластмассы пойдут в ход, вот тогда и начнется! Эво-лю-ция!

Жорик любил порассуждать за кружкой пива под грязным зонтиком уличного пивного бара с любым, кто подворачивался под руку в тот момент. Это были лучшие минуты его жизни. Ради чего человек рождается на свет? Ради работы? Любви? Куска хлеба насущного? Нет, считал Жорик. Голова дана, мысли приходят – вот и думай, шевели извилиной, разгадывай смысл бытия и делай открытия. Обменивайся мыслями и информацией со сто́ящими людьми. Пиво в данном процессе было не самоценно, а являлось сопутствующим элементом.