Ошибка канцлера

– Я полагал, ваше величество, что действовать буду после письменного оформления вашего указу, для общего порядку, значит. Дело-то в нескольких днях – больше они там прожили, дождутся своей радости.

– Хочешь, чтоб мысли твои отгадала, вслух сказала? И то можно, если в первый и в последний раз будет. Не письменного ты указу, Андрей Иваныч, ждал, не порядку подчинялся. Ждал ты, голубчик, устоит ли на ногах императрица новая – мало их, правительниц, перед тобой за годы службы-то твоей заплечной промелькнуло. А коли нога у Лизаветы Петровны повихнется, тогда и врагов своих из Сибири нечего вызволять. Враги ведь они тебе, Андрей Иваныч, особливо Иван Никитич, ой какие враги непримиримые. Ты-то всем служил, а они не хотели, батюшку любили, а других государей только по его мерке выбирали. Может, и я бы им такого не спустила, да мерку-то они свою по мне прилаживали, вот потому и нужны они мне, а не только персоны писать – такое многие могут. Так вот, хоть сам лети за ними в Сибирь, хошь людей доверенных посылай, а чтоб они у меня здесь моментом были.

– Исполню, ваше императорское величество.

– А у меня и сомнения нет – захочешь, все исполнишь. А тебе по старой дружбе да памяти советую: всегда для императрицы Лизаветы Петровны хоти. В выигрыше будешь, без горестей проживешь. Что с другими-то моими указами?

– О золовке Александра Данилыча Меншикова, Арсеньевой Варваре, все вызнал. Кончилась она в сибирском монастыре – тринадцатый год пошел.

– Жаль Варвару. Умница была, хоть и уродка, не Бенигне бироновской чета. Дальше кто?

– За Алексеем Шубиным поручик послан с солдатами. Живого аль мертвого сыщут, из-под земли достанут, а сюда привезут.

– Только бы не мертвого, только бы жив еще, соколик мой, был, иначе за себя не поручусь, всех, кто в гибели его повинен, лютой казнью казню, а для начала-то царствования вроде и не хотелось бы. Так что старайся, Андрей Иваныч, крепко старайся. А вот теперь суд и расправу давай чинить начнем. Бирона первым. Где он у тебя? Далеко ль от Петербурга? Живет как?

– По указу сослан в Пелым губернии Тобольской. Дом ему построен – сам фельдмаршал Миних потрудился – придумал, как строить.

– Острог такой выходит?

– Сам не видал, да полагаю, ваше величество, острог наикрепчайший, иначе чего фельдмаршалу трудиться было. Только из-за пожарного случаю дом тот сгорел, и семейство Бироново помещено ныне в воеводском доме, хотя и под строжайшим караулом.

– А жаль, что сгорел.

– Так это, ваше величество, заново отстроить можно. Чертежи, поди, у фельдмаршала есть.

– Да нет, на постройку времени нет. А то куда как хорошо в том самом доме фельдмаршала и поселить. Пусть трудам своих рук порадуется. Больно хорош для него воеводческий дом-то будет.

– Вы хотите, ваше величество...

– Не хочу, Андрей Иваныч, а приказываю. Бирона с семейством сей же час из Тобольской твоей губернии перевести на Волгу, в Ярославль, на вольное житье. Выезжать ему оттуда незачем, а так пусть на свободе ходит. Может, принцессе он и досадил, а за меня не один год ратовал. С императрицей покойной в спор вступать не боялся, как в монастырь меня запереть пожелала. Мог бы и пообходительнее быть, тогда бы ему вместо Ярославля, может, и Москва выпала, а так пущай на Волгу любуется, хозяйство свое как знает ведет.

– А с содержанием как прикажете, ваше величество?

– Содержание пусть то же останется. Меня регент-то бывший не больно денежками баловал, когда и всю власть захватил. Тут уж ему от меня потачки не дождаться.

– А в отношении фельдмаршала... если не ошибаюсь...

– Слушать лучше надо, Андрей Иваныч, да соображать не мешает, место у тебя такое, что влет хватать все надо. Нет больше никаких фельдмаршалов, кончился некоронованный правитель наш, откомандовал. На место Бирона его на вечное житье. Да слова это одни – вечное: старик, поди, долго не протянет. А жаль, пусть бы сполна испытал, каково-то сладко людям от его команд приходилось. Остерман-то в крепости?

– Как приказали, государыня.

– Вот с ним разговор подлиннее будет. Следствие устроишь, суд и к смертной казни его через колесование.

– Колесование, государыня?!

– Опять недослышал аль жалость взяла, дела какие вместе делали? Колесование и есть – так и пиши. А вины чтобы следствие такие нашло: завещание матушкино не исполнил, меня от престола отстранил, замуж советовал за какого ни на есть убогого принца подале от России выдать, разные оскорбления цесаревне делал, ну там и по государственным делам пусть чего надо напишут. Сколько времени на следствие-то пойдет?

– Не меньше месяца, государыня. Для виду, конечно.

– Для чего ж еще. После приговора пусть прошение мне подает, о милости молит. Вот тогда и заменю ему казнь ссылкой в Березов, где Александр Данилыч смерть свою нашел. Оттуда, помнится, никто не возвращался.

– Детки вот меншиковские вернулись.

– Не о них речь. Кстати, у Остермана сколько детей-то?

– Дочь за Толстым да два сына в гвардии.

– Разжаловать сыновей – и капитанами в пехоту.

– Может, государыня, небезопасно в армии-то их оставлять?

– В ссылке, что ли, держать? Пусть служат.