Ошибка каскадера

Внешность жены Федор воспринял как жизненную необходимость и, несмотря на предупреждения высокопоставленного тестя, довольно быстро завел себе молоденькую любовницу, живущую в пригороде, куда он довольно часто наведывался, отправляясь в командировки по области.

Когда его жена забеременела, Федор не на шутку забеспокоился о внешности будущего ребенка: если родится девочка, то как бы она не пошла в жену — сам он был высоким интересным мужчиной, на которого частенько заглядывались женщины. Поэтому, навестив жену в родильном доме после рождения дочери, он с облегчением вздохнул: ему протянули нарядный кулек, в котором лежал маленький ангелочек. Когда ангелочек превратился в красивую, с прекрасной фигурой девушку, Федор Сергеевич стал подумывать о будущем зяте, который, естественно, должен был происходить из достойной семьи. Но Тамара вдруг привела в дом своего одноклассника, чуть ли не оборванца из никакой семьи — мать уборщица! И что самое ужасное: его красавица дочь была в этого голодранца явно влюблена. «Слава богу, хоть не еврей», — усмехнулся про себя Федор Сергеевич Кузнецов, который был махровым антисемитом по должности, по убеждению и по наследству: его отец был пламенным революционером и единственное, что его не устраивало в революционном движении, — это засилье в нем жидов. Тем не менее это не помешало Федору Кузнецову уже в солидном возрасте, когда дочери исполнилось шестнадцать лет, обзавестись новой, молоденькой любовницей — еврейкой Фаиной. Когда же она забеременела и отказалась делать аборт, Федор посоветовал ей ехать рожать в Израиль. Фаина крепким русским матом послала идеологического работника подальше и уехала рожать в Америку.

Тамара росла в семье единственным ребенком и к тому же была не только красавицей, но и достаточно умной и очень практичной («Вся в меня», — с гордостью думал Кузнецов-старший), поэтому ей все разрешалось и предоставлялось по первому ее требованию. Но обвинений одноклассниц в своей высокомерности она не принимала. «Чтобы угодить этим замухрышкам, я должна ходить в ширпотребе? Нетушки! Плевала я на них — пусть завидуют».

Однажды, уже в десятом классе, они пошли после уроков к Андрею. Мама его была на работе, а бабушка нянчилась с правнучкой у его сестры Тани, которая жила с мужем. Они впервые остались вдвоем и одновременно сразу разволновались и растерялись. Андрюша предложил напоить Тамару чаем, но она нервно покачала головой и села на диван. Андрюша с заколотившимся сердцем сел рядом и осторожно, чуть ли не трясущейся рукой обнял ее за плечи. Тамара повернула к нему голову, долго смотрела на него, затем медленно приблизила к нему лицо и слегка прикоснулась губами к его губам. Потом откинула голову, посмотрела ему в глаза и опять потянулась к его лицу. Андрюша притянул ее к себе и крепко поцеловал в губы. «Нежнее, пожалуйста, милый», — прошептала Тамара. «Извини», — в ответ прохрипел Андрюша и уже как можно легче и нежнее полуоткрытым ртом прижался к ее приоткрытому рту. Он не отпускал ее губ так долго и целовал их так нежно, словно был опытным любовником, хотя целовался первый раз в своей жизни. Во время поцелуя его рука неуклюже расстегнула ее кофточку, и он стал целовать ее шею, плечи, грудь. У нее закружилась голова, и она почувствовала, как ее тело охватывает сладкая истома. И как сквозь туман, она подумала, что если он сейчас пойдет до конца, то сопротивляться ему она не сможет. Но он вдруг остановился и срывающимся голосом прохрипел: «Давай больше не будем». Тамара сразу отпрянула, покраснев от своих, как ей показалось, грязных мыслей, и таким же глухим голосом прошептала: «Конечно… Спасибо, Андрюша». Теперь каждый раз, когда у него никого не было дома, они после уроков шли к нему и до изнеможения ласкали друг друга. Но каждый раз, когда они чувствовали, что еще немножко — и им будет не остановиться, они останавливались.

Как-то их преподавательница по литературе Плана Владимировна (названная так в честь одного из советских планов), которая была их классным руководителем и которую все ученики, даже двоечники, очень любили, задала им на дом написать сочинение. Тема была свободной, и каждый ученик мог написать все, что ему будет по душе, — без ограничений, но, разумеется, в рамках приличия. Через несколько дней, раздавая проверенные сочинения, Плана Владимировна объявила, что на этот раз она поставила только одну пятерку. Она извинилась перед ребятами, которые эту пятерку справедливо заслужили, и сказала, что она сейчас попросит разрешение у Андрюши Земцова прочитать его сочинение и тогда ребята поймут, почему она так поступила. Ребята в классе недоуменно переглянулись, а потом как по команде повернули головы к Земцову. Тамара, сидящая с ним за одной партой, тоже недоуменно посмотрела на Андрюшу.

— Ну что, Земцов? Разрешаешь прочесть? — улыбаясь, обратилась к нему учительница.

— А мне то что, — буркнул Андрюша и отвернулся к окну.

Плана Владимировна взяла со стола Андрюшино сочинение и стала читать.

«Ворон и фиалка», сказка