Тамара продолжала вести свою жизнь брошенной жены, категорически отказываясь дать Андрею развод. Так же категорически она запретила младшей дочери Лизоньке видеться с отцом; старшая же Наташа взбунтовалась против запретов матери и продолжала часто встречаться с отцом. Она даже стала приходить к нему домой, где познакомилась с Аленой и подружилась с ней.
Авик тоже безрезультатно просил Тамару развестись с Андреем. Он все еще надеялся, что они наконец станут мужем и женой.
Эпилог
Поздним февральским вечером 2015 года Андрею позвонил Авик и попросил срочно встретиться. Андрей предложил кафе «Экспресс», которое после ночи, произошедшей по ошибке каскадера, стало его любим местом. Когда Андрей вошел в кафе, Авик уже сидел за столиком спиной к бару и лицом к входной двери. При виде Андрея он вскочил, опрокинув при этом стул, на котором сидел. Подняв стул, он стоя ожидал приближения Андрея. Огромные черные глаза Авика потускнели, лицо осунулось, даже усохло. Как только Андрей сел, Авик сразу стал рассказывать, торопясь, глотая слова, перескакивая через мысли, которые сводились к тому, что у Тамары запущенный рак прямой кишки. Авик уже давно и бесполезно пытался заставить ее пойти к врачу, но Тамара постоянно отмахивалась. Сейчас единственная надежда — это операция в Германии или в Израиле. Но это стоит огромных денег, которых у них просто нет. Андрей отправил его домой, пообещав во что бы то ни стало достать деньги. Когда Андрей рассказал все Алене, та не задумываясь заявила, что продаст свою квартиру в Америке, и этого с лихвой хватит на все. «На это у нас нет времени», — разумно возразил ей Андрей и позвонил Фиме в Израиль. Фима велел немедленно связаться с его доверенным лицом в Питере, которому он сам сейчас же позвонит. Через три дня Тамара с Авиком прилетели в Тель-Авив, и в тот же день Тамара была уже помещена в больницу. Еще через несколько дней Фима позвонил Андрею с плохой новостью: врачи, осмотревшие Тамару, пришли к одному выводу — оперировать уже поздно. Через неделю Тамара умерла. Гроб с ее телом Фима переправил в Петербург. Когда Андрей спросил Фиму о потраченных им деньгах на Тамару, намериваясь их со временем выплатить, Фима послал его подальше.
…Проводив старушку взглядом, Андрей отбросил сигарету, сел в машину и вернулся на кладбище. Машин, запаркованных около ограды, уже не было, значит, похороны закончились, все разъехались и он может спокойно идти к Тамаре. Он взял из машины букет белых астр, самых любимых ее цветов, и прошел через ограду на кладбище. Могилу он увидел издалека — на ней лежали свежие цветы, хотя, если учесть количество запаркованных ранее машин у ограды, было их не так уж и много. Он подошел к свежему холмику, усыпанному цветами, положил свой букет и неловко уселся на влажную после вчерашнего дождя землю. Предусмотрительная Алена положила ему в машину плед, но он забыл его из нее вытащить. Алена также налила ему немного виски в серебряную фляжку, которую она подарила ему на день рождения еще до его инфаркта. Андрей достал фляжку, открыл ее и так и застыл с фляжкой в руке, не отрывая взгляда от могилы и пытаясь остановить мысли, разбегающиеся в его голове и по времени, и по значению, и выстроить их в какой-то последовательности или просто вытащить из памяти лишь один эпизодик, но самый восхитительный, самый характерный для их совместной жизни, которая началась так давно, еще во времена их беззаботной юности. Но вместо этого из памяти вдруг возник совсем недавний эпизод, случившийся незадолго до ее болезни и уж совсем гаденький. Он тогда прочитал очередной плугановский опус о нем, в котором писалось о том, как Андрей Земцов, будучи еще совсем мальчишкой, сожительствовал со своей соседкой Кирой Викторовной Баратаевой, годившейся ему в матери. Писалось это, естественно, с подачи Тамары, потому что никто, кроме нее и Авика, о существовании Киры Викторовны не знал. Но Авик был на такую мерзость не способен.
Андрей даже встряхнул головой, пытаясь отогнать этот последний из многих ударов, которые Тамара наносила ему после их разрыва. Он вспомнил, что о покойниках принято говорить только хорошее или ничего. И думать, наверное, тоже. «Пусть там тебе все простится», — сказал Андрей и глотнул из фляжки.
Автор глубоко благодарен Роме Колмыкову — своему хорошему старому другу — эстету и знатоку кино, проработавшему на «Мосфильме» с такими великими кинорежиссерами, как Тарковский, Данелия, Шепитько, и многими другими. Без его помощи книга писалась бы намного дольше и измотала бы меня вконец.