Филипп вытер холодный пот со лба. Рука двигалась толчками, как будто части ее замерзли. Он никак не мог сосредоточить мысли на чем-то одном.
Что-то перестало действовать. Словно по льду пошли трещины.
«Мой разум, — подумал Филипп. — Он разрушается».
— Ты в-видел т-того, кто с-сделал это? — Филипп не мог управлять своим голосом, который извивался как змея. — Т-ты в-видел т-того, кто т-толкнул его?
Морозное дыхание пыхнуло прямо в лоб мальчика как будто сама тьма дунула на него.
Что-то пощекотало Филиппу затылок, и он закричал. Он был перепутан, очень перепуган. Ноги дрожали они не держали его. Кровь капала из носа. Время кончилось, он знал это, он чувствовал это, нужно было уходить сейчас,
И все-таки он остался. Потому что в самых дальних мыслях, которые еще не совсем разлетелись на куски, была и такая: они совершили ошибку, поторопившись уйти.
— У тебя есть еще ч-что-то, п-правда? — спросил он.
В долю секунды, которая по ощущению длилась несколько сот лет, ничего не происходило. Потом Филипп почувствовал холодный ветер, от которого пот на его лбу превратился в лед. На этот раз тень кивнула.
—
— Я н-ни за ч-что н-не убегу.
Он покачал головой. Голос совсем сдал, и он помахал рукой в знак того, что тюстер может продолжать.
—
Кровь больше не капала из носа Филиппа, она лилась струей. Но он не замечал этого.
— Рука заметная. — Тюстер говорил теперь тусклым шепотом. — Легко узнать.
— П-по-ч-чему? — Филипп не понял, сказал ли он это вслух. Он не понял даже, что именно он сказал. Слова не имели никакого смысла. Они плескались в море безумия, а он уже почти утонул в нем.
—
Раздался громкий треск, разум Филиппа рассыпался на части, и последним он запомнил, что бросился к двери, ведущей из подвала. Затем тьма поглотила его.
35
Следы в ночи
Придя в себя, он увидел, что лежит на твердой безжизненной земле по другую сторону железной калитки, свернувшись в клубочек, как грудной ребенок. Волосы мокрые и холодные, на верхней губе свернувшаяся кровь.
Очень медленно, пошатываясь, Филипп встал на ноги и посмотрел через ржавую калитку на руины церкви.
«Как я вышел?» — подумал он и прислушался к дуновению ветра, который что-то шептал стенам.
Он кивнул, прекрасно зная, что
— Это ты вынес меня, — прошептал он. — Правда?
Но ветер прекратился. Тьма молчала.
Он был голоден, когда вернулся в Замок. Зверски голоден. Он не ел почти сутки, а те крохи еды, которые были у него в желудке, исчезли, когда его стошнило, пока он лежал без сознания.
Он надеялся, что Равины нет на кухне. Он не забыл их маленькой стычки и знал, что Равина тоже не забыла ее.
Но повариха, конечно же, была на месте, и Филипп подумал, не отказаться ли ему от ужина. Но желудок энергично запротестовал.
Равина подняла голову, когда он вошел. Она ничего не сказала, только сощурилась и отвернулась, как будто при виде его у нее стало плохо с глазами. Она продолжила мытье посуды, мыльная вода была ей по самые локти.
Филипп хотел что-нибудь сказать, но не знал что. Он пошел в угол и сел за стол.
Его желудок громко проурчал, но Равина сделала вид, что не слышит. Ее хвост ходил туда-сюда.
— Ничего не осталось поесть? — осторожно спросил Филипп. — Я…
Громкий стук прервал его. Равина, ничего не говоря швырнула дымящуюся тарелку на стол прямо перед ним так, что пролился соус.
— Спасибо, — сказал он, но Равина уже вернулась к мытью посуды.
Филипп откашлялся и тут же увидел, как хвост Равины задвигался еще быстрее. — А попить ничего не…
—
— Равина, может быть, вы…
Но она уже развернулась и набросилась на раковину, как обезумевший бык.
Филипп почувствовал, что к нему возвращается гнев, это придало сил. Он ведь протянул ей руку, а она отвергла ее. Почему он должен извиняться, если она не желает его слушать? Очень может быть, что он ее обидел, но она начала первой!
— Хорошо! — сказал он и взял тарелку и кружку. — Пусть будет так!