Ошибка мертвого жокея

– Я уверен, это можно объяснить, – успокоил его доктор. – Необычный электронный…

Хьюго не дал ему договорить:

– Я хочу, чтобы вы узнали о случае с девушкой. В этом нет ничего электронного.

Доктор Себастьян с интересом выслушал историю с Сильвией. Время от времени он облизывал губы, но ничего не говорил. Впрочем, когда Хьюго коснулся смеха Сильвии, донесшегося с четвертого этажа, а затем мыслей Крокера в душевой, доктор что-то сочувственно пробормотал.

Хьюго ничего не рассказал о разговоре с тренером. Некоторые вещи слишком болезненны для воспоминаний. Засуетившись, он выложил все остальное: Вьетнам, удар полицейской дубинкой, внутреннее презрение судьи, опасные радикальные мысли мисс Фицджеральд, речь президента, вранье телевизионного мастера, мнение его матери о Сибил.

Доктор Себастьян сидел, не говоря ни слова, изредка печально качая головой. Хьюго, не щадя себя, продолжал рассказывать о мыслях жены о зеленом платье и меховых манжетах в то время, когда можно рассчитывать, что женщина думает совсем о другом.

– Ну, – потребовал он, – что вы на это скажете?

– К сожалению, – ответил доктор, – я никогда не был женат. При моем росте… – Он сокрушенно покачал головой. – Но известны случаи, подтвержденные документально, когда любящие муж и жена, долгие годы проживающие вместе, налаживают друг с другом телепатический контакт.

– А теперь послушайте, что случилось сегодня утром в церкви.

Хьюго захлестывало отчаяние. Научная эрудиция доктора начала действовать. Хьюго стал опасаться, что не сможет убедить доктора и операция не состоится.

– Как приятно узнать, что такой известный, симпатичный молодой человек, как вы, ходит в церковь на воскресную проповедь, – пробормотал доктор.

– Я был в церкви в последний раз! – рявкнул Хьюго и рассказал о мыслях пастора во время проповеди о сексе и насилии.

Доктор сдержанно улыбнулся:

– Служители церкви тоже смертные. Очень возможно, вы принимали свои желания за…

– И последнее. – Хьюго чувствовал, что должен добиться своего. Как доктор сможет объяснить его катание по полу церкви, весенний ветерок, запах цветов, непередаваемый экстаз, когда прихожане пели «Скалу вечности»?

Но доктор лишь презрительно хмыкнул:

– Обычное явление среди простых и восприимчивых верующих. В этом нет ничего дурного.

– Триста человек смотрят, как здоровенный мужик весом двести тридцать пять фунтов бьется об пол, как пойманный тунец! – закричал Хьюго. – В этом нет ничего дурного? Вы сами сказали мне, что если бы люди действительно могли слышать, они бы извивались в экстазе на полу при исполнении концертов Бетховена.

– Бетховена – да. Но «Скала вечности»… – Он оказался снобом, этот доктор Себастьян. – Там-там-та-ди, там-там-да, – пренебрежительно пропел он. Затем доктор снова стал серьезным, наклонился через стол и успокаивающе похлопал Хьюго по плечу. – Мой дорогой юный друг, я верю каждому вашему слову. Вы, несомненно, спрашиваете себя, как все это с вами произошло. Случившееся на футбольном поле легко объяснить. Вы прекрасно подготовлены к особенностям определенной спортивной игры, находитесь на пороге полного расцвета вашего таланта, а понимание игры должно приводить к получению практических результатов. Этому надо только радоваться. Я уже объяснил случай с картами, пастором, вашей женой. Происшедшее с дамой по имени Сильвия является проявлением вашего чувства вины в сочетании с естественными для мужчины вашего возраста сексуальными потребностями. Остальное, к сожалению, не более чем галлюцинация. Я предложил бы вам обратиться к психиатру. Я знаю прекрасного специалиста, могу ему позвонить, и…

Хьюго зарычал.

– Что вы сказали? – спросил доктор.

Хьюго снова зарычал и подошел к окну. Доктор, встревоженный, тоже подошел и посмотрел вниз. Ярдах в пятидесяти от дома по мягкому, усыпанному листьями газону мальчик лет пяти шел к гаражу соседнего дома. Затем доктор вздохнул:

– Будьте любезны пройти в операционную.

Когда часом позже Хьюго вышел из дома доктора Себастьяна, за его левым ухом белел маленький кусок пластыря. Левая сторона его головы вновь напоминала закупоренную бутылку сидра, но он счастливо улыбался.

До конца сезона Хьюго не перехватил ни единого паса. Он поддавался на самые элементарные уловки, бежал налево, когда игра смещалась направо, и не мог слышать указаний Джонни Смейтерса. Через две игры Джонни перестал с ним разговаривать, а после окончания сезона с ним не возобновили контракт. Тренер аргументировал свое решение тем, что травма головы у Хьюго оказалась слишком серьезной и следующее подобное столкновение – что не так уж редко случается в футболе, – грозило ему полной инвалидностью.

Доктор Себастьян прислал счет на пятьсот долларов, которые вместе со штрафом и взятками судье и газетчикам в сумме составили ту самую тысячу прибавки, полученную от тренера. Но Хьюго не жалел, что пришлось заплатить эти деньги.

К десятому января он уже уверенно продавал страховые лицензии в агентстве тестя. Занимаясь этой работой, Хьюго испытывал лишь одно неудобство – ему всегда приходилось садиться слева от клиента.

1969