Ошибка мертвого жокея

А вот перейдя к сексу, пастор развернулся вовсю. Церковь дрожала от его проклятий журнальным обложкам с фотографиями обнаженных девиц в соблазнительных позах, половому воспитанию детей, нездоровому интересу к противозачаточным средствам, добрачным связям, шведским и французским кинофильмам, купанию нагишом, объятиям на заднем сиденье автомобилей, всем романам, написанным после девятьсот десятого года, школам совместного обучения… Досталось пикникам молодежи без взрослых, мини-юбки заняли две минуты, и даже ношение париков получило свою долю презрения как средство соблазнения слишком податливых американских мужчин. Продолжая в том же духе, он мог бы закончить проповедь запрещением перекрестного опыления.

Хьюго сидел в последнем ряду, испытывая чувство очищения. Как это оказалось приятно! Именно за этим он и пришел в церковь. Несколько раз он чуть было не сказал «аминь» после особенно выразительных частей проповеди.

Затем постепенно он начал осознавать, что в его левом ухе звучит тихий голос: «Эй ты, на четвертом сиденье слева в третьем ряду, ты, с маленьким розовым подбородочком, почему бы тебе не зайти ко мне сегодня попозже за душевным утешением? Ха-ха!» В ужасе Хьюго понял, что слышит внутренний голос пастора.

Вслух пастор перешел к довольно неубедительному восхвалению обета безбрачия. «И ты, толстушка в пятом ряду, мисс Как-Вас-Там, что ты уткнулась в псалтырь, будто собираешься в монастырь, – слышал Хьюго вперемежку с громкими поучениями о замещении секса невинными физическими упражнениями. – Могу представить, чем ты занимаешься, когда твой муж в отъезде. Я не буду возражать, если мой домашний телефон окажется в твоей маленькой записной книжке. Ха-ха!»

Хьюго застыл на скамье. Это уж чересчур. Пастор переключился на непорочность. Он хотел закончить проповедь на высокой ноте. Голова откинута назад, взгляд устремлен в небеса, но сквозь полуприкрытые веки он продолжал разглядывать своих расфранченных прихожан. Голос пастора приобрел особую торжественную интонацию, когда он описывал, как высоко ценится невинность в глазах Бога и его ангелов. «А маленькая мисс Кревис в беленьких носочках, – слышал в это время Хьюго, – наливающаяся, как сочная хурма, на пороге сладострастной женственности. Не надо мне рассказывать, чем ты занимаешься за живыми изгородями по дороге домой после уроков. А ведь дом пастора лишь в двух кварталах от школы, и ты каждый раз проходишь мимо. Достаточно один разок тихонечко постучать в дверь. Для таких девочек, как ты, у пастора всегда есть чай и маленькие вкусные пирожные. Ха-ха!»

Если бы Хьюго не боялся привлечь внимание, он бы тут же вскочил и убежал из церкви. Но вместо этого он с размаху двинул себе по левому уху. Теперь он не мог слышать ничего, кроме раздававшегося в нем звона. Несколько человек обернулись на звук удара и неодобрительно посмотрели на Хьюго. К тому времени как звон прекратился, проповедь закончилась и пастор объявил номер псалма.

«Скала вечности». Хьюго не знал слов, но открывал рот, чтобы не отличаться от остальных. Звуки органа наполняли церковь, мелодично вступали сопрано, альты, теноры и басы. Мелодия захватила Хьюго. Он не питал особой любви к музыке, и дома у него валялись лишь старые пластинки Уэйн Кинг, которые его мать собирала в детстве и подарила ему на свадьбу. Но теперь сочетание мощных звуков органа, нежных голосов женщин, молоденьких девушек и мужских басов создавало непередаваемое ощущение легкости, невесомости, парения в нежном весеннем воздухе. Девственницы ласкали его лоб пальчиками-лепестками, кристальная вода пела в горных ручейках, сильные мужчины обнимали его объятиями вечного братства. Когда паства дошла до «Ты должен спасти, и только Ты», Хьюго уже не сидел на скамье: он сполз на пол и извивался в экстазе. К счастью, в последнем ряду и в боковом приделе.

До конца пропеть псалом не удалось. На словах «когда я ловлю твое мимолетное дыхание» хор начал запинаться, так как люди стали оглядываться назад, чтобы посмотреть, что происходит, и замолчал, пропев «когда я поднимусь к неизвестным мирам». К этому времени все стояли и смотрели на Хьюго, распростертого на полу бокового придела.

По сигналу пастора орган смолк. Еще мгновение Хьюго лежал, ощущая на себе недоумевающие взгляды трехсот пар глаз, затем вскочил и выбежал из церкви.

Он долго звонил, но дверь открылась, лишь когда он заорал:

– Я знаю, что вы здесь. Открывайте, а то я вышибу дверь! – И начал барабанить по ней кулаками.

– Что происходит? – спросила мисс Каттави, загораживая проход. – В воскресенье нет приема.

– Сегодня прием будет, – прорычал Хьюго. Он протиснулся мимо мисс Каттави. Впервые в жизни он нагрубил женщине.

– Он в Румынии. – Мисс Каттави пыталась задержать Хьюго.

– Я ему покажу Румынию! – закричал Хьюго и прошел внутрь, волоча за собой мисс Каттави, вцепившуюся в него, как бульдог.

Доктор Себастьян оказался за четвертой дверью, в комнате, по внешнему виду напоминавшей библиотеку. В высоких, до бедер, резиновых сапогах, с удочкой в руке.