– И как я уже говорил, так как этим мальчикам, которые, образно говоря, находятся под нашей ответственностью, не причинен вред, я смог найти в себе христианское терпение. – Тренер обошел стол и, подойдя к Хьюго, опустил ему руку на плечо. – Плейс, ты неплохой парень. Глупый, но неплохой. Моя вина, что ты оказался в этой мерзкой демонстрации. Да, моя вина. В воскресенье ты получил ужасный удар по голове – а я этого словно и не заметил. Вместо того чтобы гонять тебя два часа на тренировке, мне следовало сказать: «Хьюго, мой мальчик, иди домой, отдохни, полежи недельку в постели, пока твоя бедная голова не выздоровеет». Да, вот что от меня требовалось! Я прошу у тебя прощения, Хьюго, за свою недальновидность.
– Ну что вы, – смутился Хьюго.
– И теперь, – продолжал тренер, – перед тем как ты пойдешь к любимой жене, я хочу попросить об одном одолжении.
– Все что угодно, сэр.
– Я хочу, чтобы ты спел со мной один куплет, только один маленький куплет «Звездно-полосатого флага». Ты сделаешь это для меня.
– Да, сэр, – ответил Хьюго, уверенный, что не помнит, какие слова следуют за красным пламенем ракет.
Тренер крепко сжал плечо Хьюго и сказал:
– Раз, два, три…
Вместе они запели гимн Соединенных Штатов. После первых слов на глазах тренера выступили слезы.
Когда они допели первый куплет и эхо их голосов замерло под главной трибуной, тренер удовлетворенно вздохнул:
– Хорошо, теперь иди домой. Я бы отвез тебя сам, но разрабатываю несколько комбинаций, которые хочу опробовать на завтрашней тренировке. Не волнуйся, от тебя они не уйдут. Я пошлю тебе их схемы с посыльным, и ты их посмотришь, когда будет настроение. То, что ты пропустишь пару тренировок, не имеет значения. Приходи, только когда будешь хорошо себя чувствовать. Храни тебя Бог, мой мальчик! – Тренер еще раз хлопнул Хьюго по плечу и отвернулся, чтобы все еще влажными после гимна глазами посмотреть на Джоджо Бейнса.
Хьюго тихо вышел.
Остаток недели он провел дома, питаясь консервированными продуктами. Он полагал, что с ним ничего не может случиться в уединении собственной квартиры. Но его надежды не оправдались.
В девять утра, когда Хьюго смотрел телевикторину для домохозяек, он услышал, как щелкнул дверной замок и вошла мисс Фицджеральд – несколько раз в неделю убирающая их комнаты пожилая женщина с седыми волосами, пропахшая пылью чужих квартир.
– Я надеюсь, вы не заболели, мистер Плейс? – озабоченно спросила она. – Сегодня чудесный день. Стыдно в такую погоду сидеть дома.
– Я собираюсь выйти попозже, – солгал Хьюго.
За спиной он услышал мысли Фицджеральд: «Здоровенный ленивый разгильдяй. Ни разу в жизни и одного дня честно не проработал. Когда придет революция, о таких, как он, позаботятся. Повкалывает с мотыгой в руках. Надеюсь, я доживу до этого времени».
Хьюго подумал, а не заявить ли ему в ФБР об опасных мыслях мисс Фицджеральд, но решил ничего не предпринимать. Он не хотел иметь никаких дел с этим учреждением.
Затем по телевизору выступил президент, и Хьюго обрадовала та уверенность, с которой он говорил о положении за рубежом и внутри страны. Президент объяснил, что хотя еще не все в полном порядке, предпринимаются энергичные меры у себя и в других странах, чтобы искоренить бедность, болезни, критику безответственных демагогов, беспорядки на улицах и дефицит платежного баланса.
Дотронувшись до ссадины на голове от удара полицейской дубинкой, Хьюго с удовлетворением воспринял слова президента об успешном ходе войны и приближающемся полном разгроме противника. Президент заполнял весь экран – убедительный, деловой, уверенный в себе. Он одаривал каждого гражданина Соединенных Штатов дружеской отеческой улыбкой. Когда он на мгновение замолчал, перед тем как перейти к другим вопросам, Хьюго неожиданно услышал его слова, произнесенные тем же голосом, но несколько иным тоном: «Леди и джентльмены, если бы вы знали, что происходит в действительности, то наложили бы в штаны».
Хьюго выключил телевизор.
На следующий день телевизор сломался. Пока мастер возился с ним, что-то напевая себе под нос, Хьюго услышал его мысли: «Какой болван. Посмотрел бы и увидел, что ослаб контакт. И дел-то всего – взять отвертку, поставить проволочку на место да завернуть винт».
Но, повернувшись, мастер грустно покачал головой:
– У вас большие неприятности, сэр. Я должен забрать телевизор с собой. И придется менять трубку.
– Сколько это будет стоить? – спросил Хьюго.
– При удаче тридцать – тридцать пять долларов, – ответил мастер.
Хьюго позволил ему увезти телевизор. Теперь ему стало ясно, что, кроме всего прочего, он еще и трус.
Впрочем, он повеселел, когда позвонили его родители из штата Мэн, чтобы узнать, как у него дела. Они отлично поболтали.
– А как моя милая Сибил? – спросила в конце разговора мать Хьюго. – Могу я с ней поговорить?
– Ее нет, – ответил Хьюго и рассказал о поездке жены во Флориду.