Ошибка мертвого жокея

«Все уже знают, что я под подозрением», – подумал Хьюго, но постарался взять себя в руки и даже сумел, подходя к ним, изобразить невинную улыбку деревенского парня:

– Хелло, мистер Хейли.

– Рад видеть тебя, Плейс, – ответил Хейли. – Как твоя голова?

– Отлично, отлично, – покивал Хьюго.

– Ты проводишь отличный сезон, Плейс, – добавил журналист. Хриплый, прокуренный голос переполняло презрение к спортсменам, а светлые глаза буравили Хьюго, как лазерные лучи. – Да, отличный сезон. Никогда не видел, чтобы трехчетвертной так улучшал игру от матча к матчу.

Хьюго начал потеть.

– Бывают удачные годы. Все встает на свое место.

Внутренне сжавшись, он ждал следующего рокового вопроса. Но Хейли спросил, кто, по его мнению, самый надежный игрок в защите и что он думает о качестве игры нападающих нескольких команд.

– Благодарю, Плейс, – закончил интервью Хейли, – достаточно об этом. Береги голову. – Он протянул руку, и Хьюго с почтением пожал ее, довольный, что через пару минут окажется на свободе. В этот момент он услышал тот же прокуренный голос, как далекое эхо донесшийся до его левого уха: «Посмотрите на него – двести тридцать пять фунтов костей и мышц, двадцать пять лет и купается в деньгах, когда мой мальчик, девятнадцати лет, сто тридцать фунтов, гниет в джунглях Вьетнама, рискуя получить пулю в лоб. Почему?»

Хейли еще раз пожал руку Хьюго. Он даже улыбнулся, показав неровные, потемневшие от табака зубы:

– Приятно было с тобой побеседовать, Плейс. Желаю удачи.

Хьюго вышел из раздевалки и зашагал куда глаза глядят, окруженный врагами. В его голове снова и снова раздавалось резкое и презрительное «Почему?». В какой-то момент он остановился – хотел вернуться на стадион и рассказать журналисту о шестидесяти трех швах на колене и о том, что решили по этому поводу врачи в армейской комиссии. Но Хейли не упрекнул его вслух, а Хьюго не мог признаться в том, что может читать мысли других людей.

Поэтому он продолжил свой путь, пытаясь забыть тренера и мафию, Хейли и его девятнадцатилетнего сына весом сто тридцать фунтов, рискующего жизнью в джунглях. Хьюго не вмешивался в политику. Его заботило лишь то, как остаться в живых каждое воскресенье, а на волнения о далекой азиатской стране в десяти тысячах миль отсюда не хватало сил. Если армия Соединенных Штатов считает, что он негоден к службе, значит, так и есть.

Но он не мог не думать об этом юноше, представляя, как тот бежит по полю, где рвутся снаряды, или как его окружают маленькие улыбающиеся люди с автоматами в руках.

Хьюго застонал в бессильном гневе. Шел он довольно долго и оказался в деловой части города, вокруг бурлила жизнь, но видел он лишь сына Хейли, мертвого под обгорелыми деревьями, названия которых он не знал.

Постепенно Хьюго начал понимать, что движение вокруг него стало необычным. Казалось, он участвует в какой-то демонстрации, и наконец, отвлекшись от своих мыслей, он понял, что люди вокруг громко кричат. К тому же они несли транспаранты. Хьюго прислушался.

«Нет, мы не пойдем в ад!» – скандировали вокруг, и «Янки, убирайтесь домой» и другие примерно такие же короткие фразы. На транспарантах он прочел: «Сожги свою призывную карточку» и «Долой американский фашизм!». Заинтересовавшись, Хьюго стал всматриваться в лица людей, поток которых увлекал его за собой. Тут были бородатые юноши с длинными волосами, в сандалиях на босу ногу, довольно потасканные девицы в голубых джинсах, несущие большие бумажные цветы, почтенные матроны решительного вида и суровые мужчины средних лет в очках, возможно, профессора колледжей или университетов. Господи, подумал Хьюго, это почище толпы футбольных болельщиков.

Потом он очутился на ступенях здания муниципалитета, среди множества полицейских, и один юноша сжег свою призывную карточку, а толпа приветствовала его громкими криками. Хьюго пожалел, что у него нет с собой призывной карточки, потому что он хотел бы ее сжечь из чувства симпатии к молодому солдату – сыну Хейли. Застенчивый по природе, он не выкрикивал лозунги, но и не пытался уйти со ступеней муниципалитета. А когда полиция начала орудовать дубинками, Хьюго досталось едва ли не первому, потому что он на голову был выше остальных и представлял собой цель, которую не упустил бы ни один уважающий себя полицейский.

Через несколько часов, стоя перед судьей с повязкой в пятнах засохшей крови на голове, Хьюго обрадовался, увидев Бренатскиса, хотя и не мог понять, каким образом в клубе так быстро узнали о его неприятностях с полицией. Если бы не Бренатскис, ему пришлось бы провести ночь в тюрьме, где едва ли нашлась бы кровать, соответствующая его габаритам.

Услышав свое имя, Хьюго посмотрел наверх. Ему показалось, что американский флаг, хотя и крепко прибитый к стене, гордо развевается над головой судьи. После удара полицейской дубинкой все предметы приобрели скверную привычку качаться.