Ошибка Нострадамуса

Наиболее правдоподобной выглядит версия Марфы Максимовны — дочери Тимоши. По ее словам, Максима всюду сопровождал Петр Крючков, личный секретарь Горького, приставленный к нему ГПУ, доносивший своим хозяевам о каждом его шаге. Весной 1934 года Максим и Крючков возвращались с дачи Ягоды, где хозяин потчевал их изысканными блюдами и французским коньяком. Внезапно Максим почувствовал себя плохо. Обычно он сам любил находиться за рулем. Бредил машинами. А тут не смог вести, сидел сзади и тяжело дышал. Сказал вдруг: «В чертову компанию попал. Никак не могу вылезти». Пьян не был. Приехали на дачу в «Горки-10». Крючков пошел в свой отдельный флигель. Сказал Максиму: «Тебе нужно поспать». Максим ответил: «Посижу немного на улице». Сел на скамейку и уснул в одной рубашке. А было еще холодно. Еще даже не весь снег растаял. Результат — крупозное воспаление легких. Лечили странно — давали одну касторку, когда у него была температура под сорок. Его тошнило и рвало какой-то слизью. Отравил ли его Ягода? Не исключено…

Как бы то ни было, Тимоша стала вдовой в 33 года с двумя девочками на руках. Но подлинный кошмар начался два года спустя, когда умер Горький. Несчастья стали преследовать ее вскоре после того, как к ней посватался овдовевший после самоубийства Надежды Аллилуевой Сталин. Он, видимо, счел знаком свыше то, что Тимошу тоже зовут Надя. Решил, что судьба хочет вернуть ему то, что забрала.

В это трудно поверить, но Тимоша ответила всесильному диктатору решительным отказом. Не испугалась гнева вождя. А может, не осознала всех последствий такого шага. Сталин воспринял данный ему от ворот поворот внешне спокойно. Но он никогда ничего не забывал, и его чисто восточная месть Тимоше растянулась на годы.

Вспоминает Марфа Максимовна: «У мамы страшная судьба. После смерти дедушки она стала собирать материалы и организовывать его музей. Ей помогал литературовед Иван Капитонович Луполл, замечательный человек. Он ухаживал за мамой два года. Стал первым директором горьковского музея. В конце второго года они вместе уехали в Тбилиси на юбилей Руставели. Всем было ясно, что они поженятся. Однако из Грузии мама вернулась одна. Ивана Капитоновича арестовали. Известно, что он сидел в смоленской тюрьме в одной камере с Вавиловым. Его дальнейшая судьба неизвестна.

С тех пор вокруг мамы образовалась „мертвая зона“. Любой мужчина, который приближался к ней, был обречен. Саму ее при этом не трогали».

Второй жертвой стал архитектор Мирон Мержанов — веселый жизнерадостный человек, с которым девочки очень подружились. Однажды ночью пришли и за ним.

— Надя, не верь ничему плохому обо мне, — успел сказать он, когда его уводили. — Я ни в чем не виноват.

Тимоша заплакала: — Знаю. Это я всем приношу несчастье. Мне нельзя никого в дом приводить. Я роковая женщина.

Были и другие осмеливавшиеся ухаживать за Тимошей. Все сгинули…

Так и прожила она в одиночестве до самой смерти в доме на Малой Никитской, где ей выделили три комнаты. Умерла Тимоша в 1971 году во сне, от сердечного приступа, в возрасте 69 лет.

Последний акт драмы

Еще в двадцатые годы Горький был объявлен основоположником советской литературы и отцом социалистического реализма. И то и другое пропагандистская ложь. За все годы своей жизни в СССР Горький не создал ни одного произведения о «лучезарной» советской действительности. В 1930 году он писал В. Вересаеву: «Романа из современной жизни я не пишу, а затеял роман от 80-х годов до 1918 года. Кажется, это будет нечто подобное хронике, а не роман. Очень хочется мне научиться писать хорошо. Огорчаюсь».

И в дальнейшем он описывал в своих повестях и рассказах советского периода только жизнь в дореволюционной России.

Горький хоть и говорил что-то о социалистическом реализме, но придавал ему совершенно иной смысл, чем партийные бонзы. Произведения таких зубров социалистического реализма, как Фадеев, Гладков, Панферов, ему явно не нравились. Хвалил же он произведения Тынянова, Олеши, Федина, Слонимского, Бабеля, которые уж никак в рамки соцреализма не вписывались. Плакал от восторга, читая рассказы своего врага Бунина, и призывал пролетарских писателей учиться мастерству у этой «белогвардейской сволочи».

Образцом соцреализма официальные критики обычно называют повесть Горького «Мать», написанную еще в 1906 году. Но сам Горький в 1933 году говорил другу своей молодости В. А. Десницкому: «„Мать“ книга действительно плохая, написанная в состоянии запальчивости и раздражения».

В своей страшной судьбе Горький повинен сам. Он сам позволил чуждым его артистической натуре силам вмешаться не только в его жизнь, но даже в его смерть. Но умер он мужественно, как застегнутый на все пуговицы капитан на мостике тонущего корабля.