Ошибка природы (СИ)

Людвиг обхватил руками его голову, мягко фиксируя:

— Без этого никаких гарантий до конца следствия, — он сухо прижался к его губам, как тогда, в тот их единственный раз. — Станешь моим омегой, Кевин? Никто тебя и пальцем не посмеет тронуть, клянусь.

Людвиг не торопил его, легко поглаживая по спине и по волосам. И вскоре услышал тихий ответ:

— Я согласен на терапию.

Наверное, после того, что с ним случилось в тюрьме, Кевин боялся альф. И Людвига тоже будет бояться. Вот же уроды, Людвиг со злостью треснул ладонью по столу.

— Напишешь заявление на этих выродков.

— Хорошо, если ты так хочешь, Людвиг.

— А ты разве не хочешь? — он опять обхватил голову Кевина, заглядывая в глаза.

— Я хочу выйти отсюда и все забыть поскорее, — прошептал тот, заметавшись взглядом.

— Ладно, я понял.

А потом охрана увела Кевина, тот все время оглядывался, пока его выводили, и чуть не разрыдался. Людвиг же отправился на встречу с Нейси Мерном, начальником следственного управления.

Тот ждал его в кабинете, восседая за широким столом. Людвигу, видимо, предназначалось кресло для посетителей. Он подошел, сжав узкую омежью кисть Нейси Мерна, и сел в оказавшееся неожиданно удобным кресло.

— Господин Мерн, мне сказали, я могу рассчитывать на ваше содействие.

“Не вздумай смеяться или шутить насчет его имени, — вспомнил вдруг Людвиг напутствие Акселя. — Его на каждом семейном празднике достают”. Нейси Мерн получил свое имя в честь вождя “Свободных омег”, застреленного как раз в день его появления на свет. Должно быть, родственники находили пикантным тот факт, что сейчас Нейси Мерн вел активную борьбу с неонацистскими последователями этого омежьего движения.

— Я и так любезно пошел вам навстречу, господин Хемниц. Разрешил свидание с подследственным Дортом. Перевел его в одиночку.

Если бы Нейси Мерн не смотрел так жестко и не щурился так презрительно, был бы вполне симпатичным омегой. Светлые волосы, минетный рот — просто лапочка, еще бы не мешало сменить этот дурацкий строгий костюм на что-то более обтягивающее. “Насосал на погоны”, — злобно решил Людвиг, зависимость от этого омеги выводила его из себя. Знать бы, под кем Нейси Мерн дослужился до полковничьего звания.

— Кевин Дорт — невинная жертва обстоятельств.

— Безусловно, — глумливо сказал Мерн.

— Я бесконечно благодарен вам за содействие, — мягко ответил Людвиг.

— Было бы прекрасно, если бы ваша благодарность выразилась несколько иным способом, господин Хемниц.

Людвиг выжидательно посмотрел на него. Какой еще “иной” способ, этот омега хочет, чтобы его трахнули?

Несколько часов назад Людвиг передал Акселю пятьдесят тысяч. Сколько из них, интересно, Аксель отдал Нейси Мерну, неужели придется еще доплачивать?

— Мне не нравится это вынужденное сотрудничество с комитетом, — продолжил Нейси Мерн после некоторой паузы.

— Я могу…

— Ваша помощь была бы кстати, — Мерн небрежно махнул рукой, перебивая его. — Я хочу, чтобы вмешательство комитета в это дело свелось к минимуму. Эти неонацистские выблядки — наши. Они преступники, и неважно, каков их статус — омеги, альфы, все получат по заслугам.

— Что насчет Дорта?

— Забирайте своего Дорта. Но не раньше завтрашнего вечера.

— Да, пусть посидит, подумает над своим поведением, — усмехнулся Людвиг, вынужденно соглашаясь.

— Может, все же кинуть его напоследок в камеру к альфам? — Нейси Мерн гадко засмеялся. — Чтобы мозги на место встали. Ведь у вас в комитете такое принято, если омега не слушается. Об этом даже фильм есть, “Лукас и альфы”, кажется, называется?

— Кевин Дорт — бета. И я заберу его завтра вечером из одиночной камеры, — Людвиг с трудом сохранял внешнее спокойствие. Чертов зарвавшийся омега — надо же было так его разозлить.

— Договорились.

========== Глава 6 ==========

Людвиг его не обманул, Кевина действительно отвели в одиночную камеру. И даже дали полосатый тюремный комбинезон взамен разодранной альфами одежды.

Кевин аккуратно сложил комбинезон на постели и зашел в санитарный уголок. Душ во всех камерах был без перегородки, и кто угодно мог зайти и посмотреть, как он моется. Но после того, как его гоняли по всей тюрьме практически голым, Кевину было уже все равно. Он залез под едва теплые слабые струи и принялся с остервенением смывать с себя грязь, кровь, пот и похоть прошедших суток. И не противно же Людвигу было к нему прикасаться.

Кевин снова заплакал, закидывая голову. Почему в душе всегда вспоминается самое худшее?

Он вытерся серым тощим полотенцем, натянул комбинезон и забрался под одеяло.

В тот их раз… когда они сексом занимались, Людвиг говорил, что любит его. Кевин тогда не поверил, пропустил мимо ушей, думая, что ради траха альфа и не такое скажет. Но может быть, Людвиг на самом деле любит? Иначе бы не обнимал его — голого, грязного и опозоренного — так тепло и ласково. Не спасал бы от страшных обвинений в терроризме, наверняка идя на должностное преступление. И не предлагал бы стать его омегой.