Ошибка просветления

В: Люди, которые остаются с вами на некоторое время, это, в общем и целом, не того типа люди, с которыми мне нравится быть. Общение с вами как будто поощряет отсутствие великодушия, холодность, самодовольство. Мне нравятся люди тёплые, дружелюбные, любящие.

У. Г.: Меня не интересует сфера самовыражения, соприкосновения со своими чувствами, преодоление комплексов и так далее; я отвечаю на то, для чего люди приходят ко мне, то есть естественное состояние. Если людей интересует психологическое изменение, так называемое расширение сознания и всё такое, пусть идут в группы психотерапии или на приём к психотерапевту и занимаются тем, что я называю «фрейдистской фальшивкой». В конце концов их так называемый рост не принесёт им счастья, так же как и их улучшенная сексуальная жизнь (если она улучшится); в лучшем случае они научатся быть несчастливыми новым, более богатым способом. Меня это не заботит; меня интересует прежде всего тот предмет, ради которого они приходят ко мне. Мой интерес в том, чтобы указать на абсолютную невозможность что–то сделать, чтобы достичь этого состояния.

В любом случае люди, которые приходят посмотреть на меня, не остаются здесь надолго. Они приходят несколько раз или околачиваются тут несколько месяцев, а потом либо возвращаются к своей обычной жизни или отправляются к какому–нибудь парню, который обещает им то, чего они ищут. Некоторые из них становятся преданными Бубба Фри Джона, нового американского аватары. Как бы то ни было, я не против.

Но я никогда не буду обманывать их. Я никогда никоим образом не буду намекать, что я могу им что–то дать. Я никогда не буду внушать им какую–нибудь дутую вздорную идею практики недифференцированного осознания и единства наблюдателя и наблюдаемого и всё такое.

В: То есть вас устраивает, что ваши последователи унылы и насторожены?

У. Г.: Меня всё устраивает. Если у тебя миллион долларов и восемь подружек, меня устраивает. Если ты одинокий, хмурый, без гроша в кармане и умираешь от рака, это меня тоже устраивает. Я весьма доволен всем, как оно есть. Я доволен несчастьем, бедностью и смертью; я также доволен богатством и психологической реализацией. Я думаю, что решение твоей настоящей проблемы во всяком случае невозможно для тебя, если только ты не пройдёшь некую биологическую трансформацию, которая случилась со мной. Это не значит, что из–за этого я считаю себя превосходящим тебя или кого–то другого; идея превосходства или неполноценности никогда ни на мгновение не появляется в моей голове. Абсолютное отсутствие этой идеи — это одна из характеристик всей этой трансформации.

В: Если бы вы обобщили своё учение в одну фразу, что это за фраза была бы?

У. Г.: Это была бы фраза: «Я не могу вам помочь».

В: И всё–таки люди приходят к вам и здесь, в Швейцарии, и в Индии. Вы должны каким–то образом помогать им или они должны думать, что вы им как–то помогаете, иначе они бы не приходили.

У. Г.: Некоторые приходят из любопытства. Но для тех, кто приходит, потому что всерьёз хочет понять меня, я могу сказать только, что мне нечего сказать. Я никому не могу помочь, и никто не может. Вам не нужна помощь; напротив, вам нужна полная беспомощность — и если вы пытаетесь достичь этой беспомощности с моей помощью, вы пропали.

В: Вы можете говорить о разнице между вашим состоянием и состоянием бытия большинства людей?

У. Г.: Я думаю, что она очень мала; это разница всего лишь на волосок.

В: Но ваше тело подверглось биологическим изменениям.

У. Г.: Да, но у меня нет какого–то секрета, спрятанного в тайном месте. Мне нечего предложить. Всё, что я могу предложить, это уверенность, что любое расспрашивание, как и все философские дискуссии, бесполезны, что диалог невозможен и что твои вопросы, как и чьи–либо ещё, не служат никакой цели. Понимание, в том смысле, который я подразумеваю, это состояние пребывания там, где вопросов больше нет.

В: Вы имеете в виду, что это состояние недумания?