— Что? — единственный глаз дона Хосе уставился на сидевшего с приветливым видом гостя. — Умерла? — лежащие на столе руки изуродованного мужчины напряглись.
Очевидно, чудище понятия не имел о вдовстве капитана Морено, а теперь разразился горьким каркающим смехом.
— Умерла! Будет вдоветь из любви к этому пугалу!
— Возможно, покойная сеньора Морено не отличалась красотой, но и сам капитан не сказать чтобы…
— Я готов поставить оставшийся глаз, что дон Фадрике облизывался на Тересу Рамирес!
Плечи дона Хосе ослабли, он, очевидно, был ошеломлён известием о возможности другого замужества для Инес Рамирес, а дон Стефано продолжал выяснять:
— Если главное для вас — рождение наследника, то стоит ли вам так желать брака именно с сеньоритой Инес?
— Кто за меня пойдёт?
— Ну… дочь нашего знакомого — не единственная бедная молодая дворянка в Эспании.
— Знаю — их тьма и любая готова родить мне наследника не от меня.
— Вижу, вы уверены в добродетели сеньориты.
— Бьюсь об заклад, вы пытались уже проверить эту добродетель на прочность.
В интересах дона Стефано было бы поколебать убеждённость собеседника, но он не стал этого делать, решив, что намёка на возможный брак Инес и капитана Морено достаточно, чтобы разрушить надежды изуродованного оспой мужчины жениться на юной красавице. Сеньор дель Соль вернулся к разговору о поместье дона Хосе.
— Как я понял, вы не собираетесь идти на уступки сеньору Рамиресу, а долгов у вас накопилось немало.
— Не ваше дело! — угрюмо ответил хозяин.
— Дон Хосе, не лучше ли вам, чем грезить о наследнике, продать имение и остаток жизни провести в достатке и спокойствии?
— Зачем вам моё имение?
— У меня найдутся деньги выкупить и расписки у сеньора Рамиреса, особенно если он даст мне скидку.
— Не уверен, что отдаст и за полную цену, — хмыкнул дон Хосе.
— Разве он вправе?
— Вы забыли о землях в залоге. Идальго предусмотрел, чтобы кредитором наших крестьян не мог стать человек, которому он не доверяет. Выкрадывать расписки тоже бессмысленно: они именные, зарегистрированы в Тагоне, а копии нотариус направил в Сегилью.
— Затейливое местечко ваше Хетафе… —
Дон Стефано про себя размышлял, насколько разумен план купить имение дона Хосе, вернуть на поля воду и не претендовать на земли мелких владельцев.
— С главным затейником вы успели хорошо познакомиться. Ещё до оспы умел всех заставить плясать под свою дудку.
— Я наслышан о его шутках не меньше, чем о красоте его покойной супруги.
— Да, сеньорита Инес в мать уродилась, только лоб и норов отцовский, да волосы потемнее.
— Добродетелью, думаю, дочь тоже в мать.
Дон Хосе неожиданно ухмыльнулся:
— Можно ли считать добродетельной женщину, влюблённую в своего мужа до такой степени, что других мужчин она не отличит от кастратов?
Такой взгляд на супружество оказался неожиданностью для дона Стефано, растерянно пробормотавшего:
— Если подобное чувство сохранится в течение всего брака…
— Правильно рассуждаете, — насмешливо подтвердил дон Хосе. — Много я видел влюблённых молодожёнов, которые через год-два смотреть не могли друг на друга.
— Но сеньора Tереса… — дону Стефано совсем не хотелось узнать, что идальго был рогоносцем.
— Не позволила Хетафе узнать, подлинно ли она добродетельна, — развёл руками дон Хосе.
Вообразив все казни египетские, которым гость хотел бы подвергнуть своего «родственника», дон Стефано процедил:
— Бьюсь об заклад, вы пытались проверить на прочность добродетель сеньоры Рамирес.
— А то как же! — кивнул чудище. — Вы смотрите сейчас на мою рожу и не догадываетесь, что до оспы я был первым красавцем в наших краях, не чета Алонсо Рамиресу. Он женщинам нравился, потому что остёр на язык, а лицом — таких через одного. Моя знатная грымза потому за меня и вышла, что хорош я был, отлично фехтовал, одевался. Засела в Хетафе, и скоро ей до моей красоты дела не стало — видите ли, графской дочке здесь недостаточно низко кланялись. На Рамиресов шипела — бедные дворяне держатся с ней как с ровней. Надоело мне, пытался я подбить клинья к сеньоре Тересе. Служанку подкупил, устроил, когда идальго со старшим сыном и дочкой в отъезде был, чтоб двое слуг срочно уехали на ночь глядя, а собакам и второму сыну девчонка-служанка сонного зелья подсыпала.
— Ничего себе! — оторопел дон Стефано.
— А что? Если женщину в спальне застать врасплох, дело может и выгореть, а потом куда ей деваться? Может, кстати, ей и понравится, я в своё время дорогим девкам в столице платил, чтоб обучили всякому разному… ну вы понимаете. У Рамиреса таких денег никогда не было…
Гость сидел, подперев одной рукой щёку, а второй держа за черенок надкусанное яблоко и слегка покачивая его. Хозяин продолжил. Ему, очевидно, хотелось излить душу, хотя хвастаться было нечем.