Она ест, даже когда врач на экране пуповину перерезает, потому что она такого не видела никогда и уверена, что фальшь, что в бутафорских эффектах дело. Стайлз посмеялся бы, не упади он в обморок. А так валяется посреди гостиной, и Скотт с видом заботливой мамочки пихает ему под нос проспиртованную салфетку.
Выглядит, честно, по-идиотски, как и титры, которые на экране плывут. Малия закатывает глаза и поражается этим двоим, которые клялись когда-то, что ребенка воспитают, на ноги поставят и нужным обеспечат (однажды). Ха.
Она в решении своем уверена на сто ударов по рэйкеновской морде и жалеет только о зря потраченном времени. Она же не кицунэ, которая минуты столетиями мерит.
С острого языка капля желчи почти срывается (спасибо Стайлзу за сарказм), когда дочь решает вдруг, что порядком там, внутри, засиделась, и пора уже и честь знать.
Некстати. Невовремя. Эта черта от Стилински явно.
- Скотт, - она стискивает зубы. - Звони. Мелиссе. Живо.
- Что, уже?
Ответ приходит со святящими глазами. Малия рычит, цепляясь за диванную обивку, и разрывает, раздирает до поролоновых внутренностей (хорошо, не макколовских).
- Скотт.
- Разве это не должно происходить… постепенно?
- Откуда мне знать? - орет она.
Телефон в рюкзаке через девять кругов ада (рассыпанный попкорн там же) и Стайлза, которому МакКолл на радостях бьет под ребра. Ногой. В стиле альфы. Тот, конечно, в себя приходит моментально. Кашляет, за бок хватаясь, и, наконец, в происходящее врубается. Он растерян меньше, но Малия почему-то кулаком в его лицо заезжает, не Скотта.
- Я-то что сделал?
- Заткнись, Стайлз!
Ему ума хватает, чтобы промолчать (обиженно), и все трое под конец все-таки умудряются залезть в джип. Роско, что удивительно, заводится сразу.
- Живее!
- В среднем схватки могут длиться до двенадцати часов, - Скотт понятия не имеет, зачем это говорит. Стайлз, к счастью, спасает, в пол-оборота разворачиваясь.
- Дыши, Малия. Давай, вместе со мной. Раз. Два.
МакКолл суть улавливает быстро. Вдыхает, выдыхает. Делает то же, что и Стайлз.
- Прекратите, вы меня раздражаете, - Малия сжимает зубы и впивается когтями в кресло. То, что Скотт гладит по спине (очевидно, чтобы успокоить), из себя выводит еще больше.
Она чувствует, как по шее стекает пот (будто в замедленной съемке). Закрывает глаза.
Вдох.
И слышит, как сестра, Кайли, напевает под нос ту дурацкую скаутскую песню.
Мама смеется, стуча пальцами по рулю, подпевает. Малия тоже, потому что знает слова - они же вместе учили, еще тогда, в лагере.
Выдох.
- Малия?
Скотт обхватывает руками ее побелевшее лицо, убирает мокрые пряди со лба и в глаза смотрит - они пустые.
Что-то пошло не так.
- Малия! Малия, посмотри на меня!
Мама кричит. Кайли хватается за ее руку и крепко стискивает, и плачет. Плачет, потому что ей страшно.
А потом удар. Стекла бьются. Ремень безопасности вонзается в ребра, режет, пластует. Трудно дышать.
- Она превращается, Стайлз!
- Держи ее! Морально. И физически. Будь якорем, — он на взводе. Все они.
- Ты ее якорь.
- Уже нет.
Роско, бедный, еле дышит. Стайлз, который педаль в пол вжимает, тоже.
Койот Скотта побеждает. Альфу - нет. Он прижимает ее к себе, удерживает и сдерживает, потому что должен. Терпит, даже когда она когтями разрывает футболку, кожу. Он почти фарш. Высококачественный, из оборотня. Ладно, исцеляется.
Малия дышит бешено, кривится, пополам сгибается прямо в его руках (исполосованных).
Скотт гладит по голове, волосам, прижимаясь губами к виску и обещая, что они справятся, что худшее позади.
Он себе врет или ей?
- Скотт.
“Мы в заднице” повисает где-то между “у нас проблемы” и “чувак, все пиздецки плохо”.
- У нее кровь.
Дальше - кадрами, черно-белыми, выеденными зубами сучьей жизни.
Он помнит, как Малию на руках держал. Помнит запястья тонкие. Губы. И холодно-профессиональное “ждите здесь”. Мелисса правда его мать?
К черту. Скотт не может больше, не сейчас, когда она в его голове кричит. Волчьим слухом цепляется за обрывки слов (миллионы, миллионы слов), зажимает уши, выть готов, раскроить череп, чтобы без
пульс падает.
- Брат, ты в порядке?
- Нет. Малия. Что-то не так. Мама. Арджент.
Слышит каждый удар сердца, каждую букву, слог. Путается, не распутывается, он просто сходит с ума.
- Скотт? - Стайлз паникует. Стайлз едва ли снова не задыхается. - Лидия?! Господи, как хорошо, что ты здесь!
Он ее за руку хватает и молится, чтобы она объяснила ему, сказала, что делать, потому что сам не понимает, не знает, не может разобраться.
(бесполезный).
Но вместо ответа:
- Какого черта вы делаете? Она умирает, Стайлз. Ребенок убивает ее.
========== отпускает ==========
Стайлз ждет. Мерит шагами приемную, заламывает пальцы, кусает губы. Лидия, которая рядом, молчит, и это хуже, чем если бы сразу:
мы сделали все, что смогли.
Ему Малию увидеть не дают, мол, не мешайся, не время. А он знает, понимает, что должен, хочет (в последний раз), потому что она, черт возьми, умирает, потому что не спасти. Не спасет.
Он же ни за что себя не простит.
- Ну же, Малия.