– Я не жду от вас понимания того, в каком я ужасе и горе, какое страшное бремя вины ощущаю. – Мадлен прижала к губам отделанный кружевом носовой платочек. – Мой сын… Разве я могу не винить себя? Он – моя плоть и кровь. Но что-то… есть в нем что-то нездоровое. Такое страшное насилие, такой неистовый гнев. Много лет я жила в страхе, я боялась его.
– Ой, ради бога! Ничего вы не боитесь. Разве что потерять власть над своим фондом. Это же деньги и престиж, и торговые операции, которыми вы занимались чуть ли не с тех самых пор, как умер ваш муж.
– Вам этого не понять. Он принуждал меня… это невозможно выразить словами.
– Заниматься с ним сексом? Видите, это запросто можно выразить словами. И это очередная чушь. Это вы подвергали сына сексуальному насилию чуть ли не всю его жизнь.
– Какие ужасные слова! – Мадлен чуть не разрыдалась и спрятала лицо в платочек. – Уин болен, и я ничего не могла поделать…
– Он ваша плоть и кровь, – напомнила Ева, чувствуя, как ее охватывает бешенство. Она увидела себя в холодной комнате мотеля с мужчиной. Она была его плотью и кровью, и он многократно насиловал ее. – И вы сексуально эксплуатировали сына. Это вы сделали его тем, кем он стал.
– Вы даже представить себе не можете, какие ужасы мне пришлось пережить.
– Не стоит рассказывать мне об ужасах. Особенно вам не стоит. У меня есть заявления вашего сына, Уолтера Кавендиша, Элин Бруберри, и все они в один голос утверждают, что именно вы стояли во главе операции, вы принимали решения и отдавали приказы. Думаете, если вам удалось не запачкать руки в крови, вы выйдете отсюда чистенькой?
– Я делала только то, что мне велел Уин. Он убил бы меня, если бы я ослушалась.
Мадлен потянулась через стол и схватила Еву за руки, Ева не стала вырываться, хотя всей кожей ощутила дрожь брезгливости. «У тебя здорово получается, – подумала она. – У тебя чертовски здорово получается, Мадлен».
– Я взываю к вам, как женщина к женщине. Я вас умоляю, защитите меня. В моем сыне живет монстр. Мне так страшно!
– Миссис Баллок была фактически пленницей болезни своего сына, – начал один из адвокатов. – Жертвой физического и эмоционального насилия. Он ее использовал…
– Он вас использовал? – перебила Ева, выдернув руки. Она смотрела в лицо Мадлен и видела лицо своего отца. – Это просто чушь собачья, Мадлен. Никто тебя не использует. И я не могу вообразить ничего более жалкого и презренного, чем мать, готовая топтать родного сына, чтобы спасти себя. Тебе конец, ясно? Тебе не отвертеться.
«Я хочу, чтобы ты попотела, – подумала Ева. – Я хочу, чтобы ты тряслась со страху и страдала, чтобы ты выла, черт бы тебя побрал!»
– Мы получили воспроизведение из памяти медробота. Там есть твоя картинка. Британские власти задержали доктора Браунберн, а она уже созналась, уже заявила, что получала приказы прямо от тебя. Никто не купится на комедию про слабую, испуганную, затерроризированную мамочку, Мадлен. Ты – сила. Я тебе больше скажу: ты – паучиха, ты – кровосос, и – самое главное! – это сразу видно. Это видно невооруженным глазом.
– Мне больше нечего сказать этой особе, – отрезала Мадлен. – Я хочу поговорить с британским консулом. Я буду говорить с вашим президентом, он мой личный друг, и с моим премьер-министром.
– Подбрось туда же до кучи весь ваш парламент, я не против. – Ева подалась вперед. – Они разбегутся от тебя прочь, как кнутом подстегнутые. Ты еще подожди, пока Глобальная полиция начнет опрашивать женщин, у которых ты купила детей, и пары, которым ты этих детей продала. У нас есть вся информация, Мадлен. У нас есть имена, адреса, и вся международная пресса будет в восторге, когда получит этот материал.
– Тебе только этого и надо, верно? Ты только этого и ждешь! – Мадлен втянула воздух, негодующе раздувая ноздри. – Скандал в прессе. Мое имя и репутация Фонда Баллока устоят против всего, что ты сфабрикуешь против меня. Ты будешь раздавлена.
– Ты так думаешь? – Ева посмотрела прямо в глаза Мадлен и улыбнулась. Она продолжала улыбаться, пока не заметила первый проблеск настоящего страха. – Тебя распнут под одобрительные крики толпы. А когда я покончу с тобой здесь, тебе придется отвечать перед властями Италии за Софию Белего: Чейз рассказал нам, где закопаны ее останки. Ты была с ним в Риме, когда она пропала без вести. У тебя и там есть дом, и они найдут доказательства, что Софию держали там.
– Мой сын – душевнобольной. Ему нужна профессиональная помощь.
– Если он душевнобольной, это ты сделала его таким. Ты извратила его представления о сексе, о женщинах, о нем самом, чтобы получать от него свою порцию удовольствия.
– Лейтенант, – заговорил адвокат, пока Мадлен Баллок продолжала сидеть неподвижно, глядя на Еву своими ледяными глазами. – Миссис Баллок уже заявила, что нападающей стороной был мистер Чейз.
– Миссис Баллок – лгунья и извращенка. Не следовало обсуждать планы убийства и похищения в присутствии слуг, Мадлен. Даже андроидов, потому что они хранят записи. – Ева открыла файл. – Вот у меня здесь распечатка голоса, где ты приказываешь Уину убить Натали Копперфильд.