Ошибка Творца

– Суть дела в том, что, очевидно, каждый вид по-своему приспосабливается к отбору – будь он естественный или искусственный. Эволюция идет очень направленно. Так, при влиянии на одни признаки совершенно обязательно изменяются и другие. Понимаете, сработал некий компенсаторный механизм. Наши идеальные, красивые и умные дети были полностью лишены этических норм. Они оказались нравственными уродами. – Калужкин сглотнул. Маша протянула стоящий рядом на тумбочке поильник. Калужкин сделал несколько жадных глотков.

– Убийцами, – сказала Маша, кивнув.

– Да. По Москве ходили бомбы замедленного действия в идеально красивой оболочке и с высоким ай-кью. Каждый из них мог в любой момент лишить жизни другого человека. Проблема в том, Мария…

– Что при наличии таких внешних и умственных данных они быстро пошли вверх. И несмотря на свой юный возраст, уже достигли больших высот, – прошептала Маша.

Калужкин закрыл на секунду глаза:

– Да. И могли бы достичь еще больших. А в этом случае подобраться к ним стало бы много сложнее. Видите ли, Боря был в ужасе от того, что натворил. Он нанял детектива, чтобы убедиться в правильности своего вывода. Поверьте, Маша, я призывал его все рассказать…

– Но он не хотел разрушить свою карьеру?

– И это тоже. Но не карьера была самым важным. Он боялся другого. Он понимал: никто нам не поверит – слишком уж фантастично звучала наша версия. Боря был уверен – эти шесть человек должны умереть, и начинать следовало с Нади. – Калужкин вздохнул. – Но…

– Но это было выше его сил.

– Да.

– И тогда он попросил вас о помощи. – Маша смотрела в окно, на больничный двор – сплошь заасфальтированный, с двумя чахлыми тополями. Ей казалось, что она видит эту сцену: Шварц умоляет старого друга прийти на подмогу. Он, всегда такой волевой, привыкший нести ответственность за свои действия. Тем более за действия, связанные с научной работой. – Вот откуда цитата из Екклесиаста.

– Что? – переспросил ее Калужкин. Оказывается, последнюю фразу она произнесла вслух.

– Когда вы с профессором ссорились, он процитировал Екклесиаста: «время вырывать посаженное».

– Бронислава? – устало улыбнулся Калужкин. И кивнул: – Да, мол, пора собирать камни. Вообще-то Боря не был претенциозен, но тут его можно понять. Собственное дитя. Тоже библейский сюжет: Авраам, приносящий в жертву сына своего, Исаака. Только Авраам приносил его в жертву Богу и вере, а Боря готов был принести свое дитя…

– Как жертву своего безверия, – продолжила Маша.

– Нет, – твердо сказал Калужкин. – Тоже вере, которую Боря исповедовал истово. Много более, чем я. Вере в науку.

– Вы поссорились? – Маша уже знала ответ, но хотела дослушать историю до конца.

– Да. Мы сильно поссорились. Наверное, впервые за нашу дружбу. Я сказал: не могу убивать. Он сказал, что тоже ни разу не пробовал, но мы рискуем куда большим количеством жизней. А если этот обаятельный мальчик-политик станет однажды президентом и отправит на войну тысячи людей? Или еще хуже – нажмет на атомную кнопку? «Как ты будешь жить с ТАКОЙ виной?! – спрашивал меня Боря. – Хотя нет, что это я, – поправлялся он. – Нас с тобой и в живых-то уже не будет. Как и еще десятка миллионов человек…» Но я не мог, Маша, и представить себе такого – поднять руку на Надю, которую знаю с младенчества. А с другой стороны – моя вина в том, что произошло, тоже была. Это ведь я проявил слабость, согласившись на те эксперименты, значит, мне теперь и помогать Боре расхлебывать весь этот кошмар. – И Калужкин грустно усмехнулся. – Не по-товарищески как-то получается. Мучился-мучился… Даже, не поверите, пистолет купил. Через Интернет, знаете, можно все…

– Он остался где-то в гримерке? – сразу вскинулась Маша.

Калужкин нахмурился, а потом вдруг засмеялся каким-то совсем женским, уютным смехом.

– Вы думаете, я пришел к ней, чтобы пристрелить?

Маша, нахмурившись, медленно кивнула.

– Да бог с вами, Машенька. Я не убийца. Я пришел ее предупредить…

Надя

Вот уж никогда не знаешь, что может пригодиться. Она думала, играя с придурками в их идиотские ролевые игры, что работает с «человеческим материалом», который потом использует по назначению. А оказалось, эти игрища, пробежки по темным чердакам и подвалам и по вот этим параллельным мирам метрополитена ей сейчас ох как пригодились. Как загнанный зверь, она не доверяла друзьям – да и какие у нее были друзья? Не сунулась и к дальней родне: тот, кто по одному выдавливал их, идеальных детей, из этой жизни, был близок, странно и страшно близок. И ей в голову не могло прийти – кто?! Неужели Калужкин? – в сотый раз спрашивала себя она. И в сотый раз отвечала: нет, невозможно, немыслимо! Никогда этот безвольный червяк не смог бы выстрелить в голову манекенщика, той актрисульки и Веселова или сбросить Джорадзе вниз с небоскреба. Вот папа, опять же в сотый раз уверяла себя она, папа мог бы, но…