— Пока не знаю, — признался следователь.
— Это очень важно, — подчеркнул я. — Вспомните, он и в поезде предлагал своим попутчикам выпить горилки. Если она была уже отравленная, то ваша версия не выдерживает никакой критики. Карасик — далеко не спортсмен, — усмехнулся я. — Не говоря уже о Ватутиной.
— Понимаю, Захар Петрович, — согласился следователь. — Этот момент самый слабый.
Я видел, что Карапетян не терпится вставить свое слово, и попросил высказать свои соображения.
— Не могу опровергать или поддерживать Виктора Сергеевича… Замечу по поводу того, почему Лещенко решил пить шампанское. Понимаете, он — пьяница! Вернее, страдает запоями. Для такого человека самое страшное — начать. Потом невозможно остановиться… Лещенко прекрасно знает эту свою 5 слабость. В поезде он тоже пил только о шампанское.
— Для чего же тогда взял горилку с перцем, а? — спросил следователь.
— По привычке, — сказала старший лейтенант. — Чтобы в поезде не скучать…
— Но ведь две бутылки! — подчеркнул Агеев. — Если запойный — загудит надолго…
— Он купил одну. Другую купила ему жена, — напомнила инспектор.
— Тоже мало логики, — вздохнул следователь. — Берет с собой водку и не пьет… Знаете, Захар Петрович, я вот думаю: может, он приготовил яд для себя? Помните, Ватутина сказала, что у него семейная драма.
— А убил других. Непонятно. И для чего ехать к морю, когда можно и дома?
— Сразу не решался. А уж в санатории, после стычки с Ивановым и Вачнадзе, использовал припасенное для себя. В порыве гнева.
— Семейная драма, — повторил я. — А не могла ли подсыпать яд в горилку его жена?
— На месте, в Шостке, отравить мужа было вернее, — сказал следователь. — А тут риск убить ещё и других людей, совершенно неповинных…
— А что, если яд в бутылку попал на винно-водочном заводе? — подала голос Карапетян, внимательно следившая за нашей беседой.
— Ну, это уж совсем невероятно! — развел руками Агеев.
— Я только в качестве предположения, — сказала Кармия Тиграновна. Вспомнила, в «Литературной газете» статья была… Один оператор на ЭВМ специально ввел в машину программу с ошибкой… Многим попортил нервы да и урон большой нанес.
— Зачем ему это было надо? — удивился следователь.
— Посчитал, что обидели его на службе. Отомстил.
— Ну что ж, — как бы подытожил я наше совещание, — сейчас самая важная задача — проследить путь этих двух бутылок с горилкой. В каких местах и руках они побывали. Вы со мной согласны?
— Если наш дорогой инспектор возьмет на себя труд отправиться в Шостку, сказал Агеев.
— Выеду сегодня же, — с готовностью ответила Карапетян.
— А я хотел бы ещё раз допросить Лещенко и Ватутину, — поднялся следователь.
Есть семейные драмы тайные. Их скрывают от друзей, близких. Даже ухитряются держать в неведении соседей. И всем кажется: живут любя в благодати и согласии.
Неустроенность в семье Лещенко не была секретом для окружающих. В этом Кармия Тиграновна Карапетян убедилась с первых своих шагов в Шостке. Даже участковый инспектор знал, что Лев Митрофанович и его жена Лариса не живут одной семьей, а только сосуществуют.
Более определенно по этому поводу высказался старший брат Лещенко Дмитрий, которого в первый же день разыскала Карапетян.
Они встретились в больнице, где Лещенко-старший работал анестезиологом.
Инспектор угрозыска и Дмитрий Митрофанович расположились на скамейке в укромном уголке больничного двора, похожего на парк.
— Лева помешался на Ларисе, когда ещё учился в институте, — рассказывал врач. — Не пропускал ни одного соревнования, на котором она выступала. По ночам торчал под окнами её дома…
— Каким видом спорта она занималась? — спросила Карапетян.
— Плаванием… Когда брат окончил институт и поступил работать, он сделал ей предложение. Лариса отказалась. И все-таки он продолжал ходить к ним домой. Кажется, только на третий раз она согласилась стать его женой. Короче, добился своего. Как говорят, не мытьем, так катаньем. Через семь месяцев у них родилась Майечка. Девочка славная, ничего не скажешь. Лева в ней души не чает… Года три Лев и Лариса прожили вроде спокойно. А потом началось.
Лещенко замолчал: воспоминания, видимо, были не из приятных.
— Разлад в семье? — осторожно спросила Кармия Тиграновна.
— А лада, по-моему, никогда и не было, — грустно ответил Дмитрий Митрофанович. — Мне до сих пор непонятно, почему Лариса вышла за брата? Ведь знала, что не любит его…
— Из чего вы это заключили?
— Я врач, Кармия Тиграновна. И то, что рассказывал мне Лева, указывало на это.
— Брат был с вами откровенен?
— Мы очень дружили. И дружим. Понимаете, однажды Лев признался, что как женщина Лариса к нему холодна. Он страдал, начал пить, но любил её по-прежнему…
— Может, у неё такая конституция? Встречаются ведь женщины такого типа. Фригидные.
— Это вопрос спорный, — сказал Дмитрий Митрофанович. — Хотя действительно есть женщины, равнодушные к половой близости по отношению к любимому мужчине… Но к Ларисе, я уверен, это не относится. Два раза она уходила от Левы. Жила с другим…
— Кто он?
— Ее бывший тренер.
— Может, у Ларисы к нему, так сказать, только духовное влечение?