Они смотрел прямо в экран и теперь у меня была полная уверенность в том, что смотрели эти две фальшивки не на зрителей, но на зрителя.
— Босс, они тоже смотрят на нас? — почесал голову Редди. — Мне кажется, или люди на вашей планете не очень разбираются в том, как работают ваши технологии.
Шеди распространил в окружающее пространство помехи, соглашаясь с красно-розовым уродцем.
— У них на этот счёт своё мнение, — помрачнел я.
Чувствую себя нуарным стилягой.
Как и Мистер Стивенсон, фальшивые ведущие смотрели прямо на меня. И это совершенно точно был не он: старик не любил повторять подобные трюки в одной ветви дважды, он бы использовал какой-то другой трюк.
Святая Мария, почему за мной всегда так много всяких уродов следит?!
Оба ведущих резко замолчали.
Мои губы свернулись в трубочку.
Два урода дружно, широко улыбаясь, фальшиво-восторженно воскликнули:
Я показал в телик фак.
Передача исчезла, началась реклама детского питания и, как можно понять, она не закончилась ни через пять минут, ни через десять, ни через час. Реклама оказалась зациклена. Стоило же мне перелистнуть канал, как вернуться на прошлый уже не получилось.
Ведь его даже не существовало.
А вот приближающийся звиздец — очень даже существовал.
Глава 20
Иногда мне казалось, что моя маленькая комната была идеальным местом для самого масштабного в мире прорыва в океан. Уголочек счастья, в котором я чувствовал себя заметно комфортнее, чем в любом другом месте: мне здесь было банально дышать легче. Воздух казался чище, столь важной энергии было больше, чем за пределами комнаты. Мысли текли плавнее, сон был крепче.
Обычно я слышал шепот своего источника вдохновения. Мои верные дружбаны всегда мне что-то нашептывали, на краю сознания я улавливал шепот их теней тени от тени. Возможно, для подавляющего числа людей этот шепот будет воплощением звуков из Ада или, чем Мистер Стивенсон не шутит, зовом из так называемой «Бездны», но мне всегда становилось спокойнее, когда я слышал его.
Это как та самая поддержка старшего, более сильного ребёнка на улице, когда дворовые детишки издеваются над тобой. Как колыбель любимой матери, что всегда перед сном убаюкивает и успокаивает тебя. Как единственный настоящий друг, который, как бы всё не было плохо, всегда поддержит.
Тем неприятнее осознавать, что что-то было не так и тот самый более сильный ребёнок молчит, а мать не поёт колыбели. Как твой единственный настоящий друг резко перестал поддерживать тебя, вместо этого насмехаясь над тобой.
От моих стен исходила едва заметная рябь. Бесчисленные рисунки вокруг корчили странные рожицы, переливались между собой и словно намеревались выпрыгнуть из рисунков, желая явить себя реальному миру. Однако они молчали, то ли не имея настроения, то ли не имея возможности дать мне подсказку, что со мной не так.
— Мне что-то промыло мозги? — в который раз переспросил я, чувствуя в горле неприятный ком.
Не хватало сейчас расплакаться, проклятое тело.
Наверное, чем-то я сейчас напоминал разочарованного в собственной вере фанатика. Весь вечер я сидел на своей кроватке и пытался получить от теней тени от тени хоть какой-то намёк. Абсолютно безуспешно — даже если мне и пытались что-то сказать, я не мог этого уловить. Не воспринимал, не слышал, не разбирал, что невероятно меня раздражало. Единственная мысль, на которой я с трудом смог сосредоточиться: