Ошибки, которые были допущены (но не мной)

Мы следим за поведением политиков с изумлением или ужасом, или тревогой, но психологически то, что они делают, не отличается по характеру, хотя, определенно, отличается по своим последствиям от того, что большинство из нас делало в какие-то моменты в нашей личной жизни. Мы сохраняем несчастливые отношения с другим человеком, или просто такие отношения, которые ни к чему не приведут, потому что, в конце концов, мы потратили столько времени на то, чтобы они заработали. Мы остаемся на нелюбимой и скучной работе слишком долго, потому что ищем причины, чтобы оправдать свою нерешительность, и неспособны ясно понять, какую пользу нам принес бы уход. Мы покупаем неудачный автомобиль, потому что он роскошно выглядел, тратим тысячи долларов, чтобы эта проклятая штука ездила, а потом тратим еще больше, чтобы оправдать эти инвестиции. Мы лицемерно браним друга или родственника за какой-то реальный или воображаемый проступок, а себя воспринимаем как миротворцев, если только другая сторона извиняется или старается искупить вину.

Самооправдание — это не то же самое, что лгать или извиняться. Очевидно, люди будут лгать или изобретать неправдоподобные истории, чтобы избежать гнева любимого, родителя или работодателя, чтобы не стать объектом судебного иска или не попасть в тюрьму, чтобы не «потерять лицо», не лишиться работы, сохранить власть. Но есть большая разница между тем, что говорит публике виновный человек, чтобы убедить ее в том, что, как он знает, неправда («У меня не было секса с этой женщиной», «Я не мошенник»), и процессом самоубеждения, когда он пытается уверить себя в том, будто то, что он сделал — это хорошо. В первой ситуации он лжет и знает, что лжет, чтобы сохранить собственную шкуру. Во второй — он лжет самому себе. Вот почему самооправдание сильнее и опаснее, чем явная ложь. Оно позволяет людям убеждать себя в том, будто их поступок был лучшим из возможных. Мол, действительно, если подумать — это было правильно. «Ничего другого я сделать не мог». «В реальности это блестящее решение проблемы». «Я действовал в лучших интересах страны». «Эти ублюдки заслужили, что получили». «Я имею право».

Самооправдание не только преуменьшает наши ошибки и плохие решения, это причина того, что все вокруг видят лицемерие, кроме самого лицемера. Это позволяет нам изобретать различия между нашими аморальными проступками и сходными проступками кого-то другого и закрывать глаза на противоречия наших действий и наших моральных принципов. Олдос Хаксли был прав, утверждая: «Вероятно, не существует такой вещи как осознанное лицемерие». Кажется невероятным, чтобы Ньют Гингрич сказал самому себе: «Какой же я ханжа. Это ведь я негодовал по поводу сексуальных похождений Билла Клинтона, и в то же самое время у меня у самого была внебрачная связь, прямо здесь, в этом городе». Сходным образом, известный проповедник-евангелист Тед Хаггард не осознавал своего лицемерия, когда произносил публично гневные тирады против гомосексуализма, параллельно получая удовольствие от своих сексуальных отношений с мужчиной-проституткой.

Сходным образом, каждый из нас выстраивает наши собственные границы морали и оправдывает их. Например, приходилось ли вам хоть один раз слегка плутовать со своими расходами, когда рассчитываются подоходные налоги? Это, вероятно, компенсировало вполне легитимные расходы, которые вы забыли указать, кроме того, вы были бы дураком, если бы не делали то, что делают все остальные. Не забыли ли вы указать какие-то дополнительные доходы, полученные наличными? Вы имеете право на это, учитывая все деньги, бездарно потраченные правительством на разные проекты — «кормушки» и программы — «кормушки», которые вызывают у вас отвращение. Вы писали личные электронные письма или путешествовали в Интернете на работе, когда вам полагалось заниматься бизнесом? Это некоторые льготы, связанные с работой, и, кроме того, это ваш личный протест против тупых правил компании, и еще: ваш босс не ценит всю ту дополнительную работу, которую вы делаете.

Гордон Марино, профессор философии и этики, остановился в отеле, ручка выскользнула из кармана его пиджака и оставила чернильное пятно на шелковом постельном покрывале. Он решил, что скажет об этом менеджеру, но он устал и не хотел платить за ущерб. В тот вечер он встречался с друзьями и попросил у них совета. «Один из них посоветовал мне покончить с моральным фанатизмом, — сказал Марино, — он утверждал: „Менеджмент прогнозирует такие случаи и включает затраты на них в стоимость номеров“. Ему не понадобилось много времени, чтобы убедить меня, что не стоит беспокоить менеджера. Я рассуждал, что, если бы я пролил эти чернила в семейном пансионе, я бы немедленно сообщил об инциденте, но это был сетевой отель, и тра-та-та, тра-та-та, тра-та-та — процесс самооправдания продолжался. Я оставил записку с упоминанием о пятне у портье, когда уезжал из отеля» [3].