– Мне кажется, Дрю не нуждается во мне так, как нуждалась Кори в том же возрасте. Живость и самоуверенность Дрю будут всю жизнь служить ей верой и правдой.
– Я знаю, – сказал он.
Эва подумала, что Джек жалеет о том, что начал этот разговор, и пытается выйти из затруднительного положения. Она дала бы ему такую возможность. Она никак не могла допустить, чтобы он понял, почему она так печется о старшей дочери. Он не знал, что в далеком прошлом они с Кори спасли друг другу жизнь.
33
Когда они в темноте возвращались из лагеря домой, Кори молчала, не отвечая на осторожные вопросы Эвы о том, что произошло. Эва чувствовала неудовлетворенность, как часто бывало в последние дни со старшей дочерью. Почему самые непокорные подростки раскрывают ей свою душу, а ее собственная дочь закрывается от нее? Эва ежедневно осваивала новые психологические приемы, но когда дело касалось ее собственной семьи, казалось, что с таким же успехом она могла бы обучаться плотницкому делу.
Вернувшись домой, Кори сразу пошла спать и на следующее утро продолжала молчать, хотя выглядела виноватой, помогая Эве и Джеку убраться в доме, когда они вернулись из церкви.
– Я не хочу завтра идти в школу, – сказала она Эве, отчищая губкой раковину в ванной комнате.
– Почему? – Эва, которая в этот момент чистила ванну, подняла голову.
Кори стояла к ней спиной.
– Мои подруги всем расскажут о том, что случилось. Они и так думают, что я тряпка.
– Что же, – Эва раздумывала над тем, что ответить, – у меня есть одна идея насчет того, как ты могла бы справиться с этой ситуацией.
– Как?
– Ты позвонишь девочкам, которые были с тобой в палатке, и скажешь, в каком затруднительном положении ты оказалась…
– Нет, мама!
Может быть, Эва могла бы позвонить мамам этих девочек и попросить их поговорить со своими дочерями, однако ничего уже было не исправить. Обзвонить четырнадцать девочек из отряда скаутов плюс четырнадцать разных компаний их друзей было бы для нее не легче, чем для Кори провести тяжелый день в школе.
– Завтра ты сама будешь над собой смеяться, Кори, – сказала она.
Отвернувшись от раковины, Кори пристально посмотрела на нее.
– Смеяться над собой? – переспросила она, словно не расслышав.
– Разве ты не восхищаешься теми, кто признает свои слабости и идет вперед? – спросила Эва.
– Какие слабости?
– Свои недостатки. Свои капризы. Ты просто говоришь: «В лагере я была просто трусишкой, разве не так?» Если ты скажешь это первой, ты лишишь своих подруг козырей.
Кори ополаскивала губку под краном.
– Я не могу этого сказать, мама, – пробормотала она. – Ты, наверное, не очень хорошо знаешь меня, если думаешь, что я способна на это.
Было уже семь часов вечера, когда Эва нашла время почитать воскресную газету. Кори сидела за столом в гостиной, склонив голову над школьной тетрадью, а Джек был в детской и читал Дрю сказку. Налив чашку чая, Эва села в кресло-качалку рядом с камином с газетой на коленях, положив ноги на скамеечку.
Ее внимание привлекла первая страница одного раздела. Два человека сидели верхом на лошади, одним был прямо сидевший в седле мужчина, другим – девочка-подросток со светлыми волосами с рыжеватым отливом. Она прочитала заголовок: «Дома у бывшего губернатора Северной Каролины Ирвинга Рассела». Эва целую минуту пристально вглядывалась в эти слова, прежде чем смогла отвести взгляд от фотографии. Все ее домыслы о том, что Кори была точной копией Женевьевы, были верны. Перед ней было доказательство – девочка-подросток, похожая одновременно на Кори и на ее мать. Длинные стройные ноги. Маленький задиристый нос и белая кожа. Волосы, однако, были светлее, чем у Кори, и ниспадали волнами, обрамляя лицо девочки. Должно быть, ей лет четырнадцать. Вивиана. Вивви, как звала ее Женевьева. Эва открыла газету и просмотрела статью.
Теперь Рассел был исполнительным директором одного фонда в Северной Виргинии и недавно купил поместье в пригородах Шарлотсвилла. Она дважды прочитала предложение, это казалось невероятным. Жестокой шуткой.