Ошибочка

— Позвольте процитирую: «Когда появился корабль, я приказал ученику моему Елисею лечь на земь и прикрыть голову. Он очень волновался и хотел лететь со мной, но я отказал ему. Когда силовой поток стал поднимать меня на борт, я решил оставить Елисею свой жилет, что и сделал. Думаю, он должен был помочь ему приобрести определенный статус в обществе и обеспечить пропитание, по крайней мере на какое — то время, потому что тот видел, как я им пользовался…» А теперь я прочитаю вам отрывок из другого, значительно более древнего произведения словесного искусства. «И разлучили их обоих, и понесся Илия в вихре на небо. Елисей же смотрел и воскликнул: отец мой, отец мой, колесница Израиля и конница его! и не видел его более. И поднял милоть* Илии, упавшую с него, и ударил ею по воде, и сказал: где Господь, Бог Илии — Он самый? И ударил по воде, и она расступилась туда и сюда, и перешел Елисей. И увидели его сыны пророков, которые в Иерихоне, издали, и сказали: опочил дух Илии на Елисее…» Это Библия, друг мой. Не узнаете?

Лакайль побледнел.

— Как это понимать? — продолжал Грабовски/ — Или вот здесь вы пишете как с помощью реаниматора вам с третьей попытки удалось привести в чувство находящегося в коме сына хозяйки дома, в котором нашли временное пристанище. Глава семнадцатая третьей Книги Царств гласит: «И сказал он ей: дай мне сына твоего… И воззвал к Господу, и сказал: Господи, Боже мой! неужели Ты и вдове, у которой я пребываю, сделаешь зло, умертвив сына ее? И, простершись над отроком трижды, он воззвал к Господу… И услышал Господь голос Илии, и возвратилась душа отрока сего в него, и он ожил.» И это не самое потрясающее совпадение вашего доклада с Библией! У меня есть только одно объяснение: вы очевидно идентифицируете себя с библейским пророком Илией?

Полковник протянул Лакайлю раскрытую Библию.

Лакайль растерялся. Он был уверен в своем рапорте, но сейчас, глядя в Библию, понимал, что все это он уже знал, когда — то давно, в раннем детстве, потому что мама его была женщиной религиозной и пытаясь воспитывать сына в христианской традиции она часто читала ему на ночь библейские истории. Огненная колесница, Илия… Да, что — то такое с трудом припоминалось, но ведь это не Илия, а он, Ил Лакайль, бросил Елисею свой жилет, это он улетел на звездолете… Или нет?..

— Что вы молчите, Лакайль?

У капитана взмокли ладони. Он листал Ветхий Завет, недоумевая.

— Я… я не знаю что сказать, господин Грабовски. Я могу только сказать, что когда писал свой отчет, я верил в его истинность. Но сейчас я понимаю, что это какая — то вариация на тему истории Илии.

— То есть вы хотите сказать что раньше никогда ее не слышали? — задумчиво произнес Грабовски, прикусив ноготь и пришпиливая молодого человека внимательнейшим взглядом холодных серых глаз.

— Нет, слышал… Очень давно, не знаю даже как подробно. Но я ее не помню… Или не помнил… Ничего не понимаю, простите, я говорю бред.

— Ничего — ничего, продолжайте, мне крайне интересно.

— У меня ощущение, что я вспомнил эту историю только сейчас, причем не уверен, что когда — либо знал ее детали. И потом я провел там столько лет… И… Мне нечего сказать. Я не знаю.

Грабовски устало вздохнул.

— Ладно, Лакайль. Вернемся к этому разговору позже, — сказал он непривычно мягким и утешающим тоном. — А сейчас отправляйтесь — ка в нашу реабилитационную клинику, пусть вас обследуют как следует и подлечат вам нервы. После больничного я дам вам отпуск, нужно непременно хорошенько отдохнуть.

— Вы полагаете, я с ума сошел?..

На Лакайля стало жалко смотреть.

— Я полагаю человеческое сознание блокируется при определенных нагрузках физического и психологического характера, и тогда оно прячется за знакомые и эмоционально близкие образы…

Лакайль мучительно морщил лоб.

— Ну — ну, не переживайте. Вы не первый, кто переживает подобное, те люди вернулись к нормальной жизни довольно быстро, так что не сомневайтесь. Мы еще с вами поработаем.

Профессор понимающе и сочувствующе смотрел на Лакайля, когда на прощанье жал ему руку.

— Вы все равно герой, капитан. Я восхищен вашим мужеством.

Когда за спиной Лакайля закрылась дверь, он прижался к холодной стене воспаленным лбом. Что же это? Целая жизнь в чужом мире… Как же вечерние разговоры с Елисеем, как же тот жуткий голод, и Ахава с Иезавелью, и…

Его тело еще помнило холод ночной пустыни и зной полуденного солнца, и прикосновение пропыленного с дороги хитона…

Но какая — то часть сознания Ила протестовала, и память услужливо рисовала мультфильм о приключениях Илии — пророка, который он так любил ребенком, и образок, который мать надела ему на шею перед полетом.

Он запустил руку за ворот, вытащил цепочку и всмотрелся в образок. Так и есть, его святой покровитель — Пророк Илия..

Грабовски задумчиво раскачивался в своем кресле.

Четыре прыжка — и совершенно одинаковый результат.