Ошимское колесо (ЛП)

Эдрис ударил снова, и я отбил его клинок. За его спиной зажглись все панели на стене, по ним покатились потоки чисел, словно река цифр переливалась через обрыв. Ключ, воткнутый в замок, начал слегка дымиться, словно из обсидиана испарялась тьма. Все предыдущие скрежетания, скрипы и содрогания теперь казались ничтожными в сравнении с мучительными звуками, доносившимися через металлический пол. Где-то глубоко в сердце вычислительных машин Зодчих началась криптологическая война кодов и шифров: ключ одновременно старался превозмочь защиту, охранявшую главную функцию Колеса, и решить проблемы, которые столько лет не давались профессору О'Ки – надо было так остановить двигатели, чтобы они не сбросили нас с обрыва, которого мы старались избежать.

Эдрис сделал выпад в мою голову. Я парировал, лязг стали почти терялся в какофонии вокруг нас. В конце всего, среди такого количества способов умереть, я понял, что страх для меня менее важен, чем факт, что передо мной стоит человек, зарезавший мою мать. Я снова парировал и сделал выпад, пробив его куртку и оставив блестящую царапину по низу кольчуги.

– Если убьёшь меня, то у тебя не будет времени повернуть ключ в другую сторону! – крикнул я. – А если попытаешься сделать это прежде, чем убьёшь меня, то я отрежу тебе голову.

Эдрис яростно взмахнул мечом и отпрыгнул назад. Он вытер рот, окровавленный от прикушенного языка, и посмотрел на меня, тяжело дыша.

В зеркальной фасетке на стене я мельком увидел бабушку и Молчаливую Сестру – обе на четвереньках, руки подкашивались под невидимым весом, и Синяя Госпожа триумфально шагала в их сторону.

– Алиса, ты пришла спасти мир, – прошипела она. – Но не взяла никого, кто бы спас тебя.

Сестре удалось поднять голову, её тёмный глаз был как дыра в полночь, а слепой – как дыра в полуденное солнце. У богини Снорри, Хель, такие же глаза. Старухе удалось поднять руку, пальцы согнулись, и на миг Госпожа приостановилась, но только на миг. Голова Сестры снова поникла, лицо скрылось за седыми космами.

Эдрис смотрел, как и я, заворожённый спектаклем. Руки, которые всю нашу жизнь играли нами на их доске, теперь сошлись для окончательной расплаты.

– Они не взяли меня. Я пришёл сам. – В дверном проходе Синей Госпожи появилась призрачно-серая фигура, покрытая каменной пылью. Сначала она не походила на человека: слишком большая, слишком много конечностей, торчащих под странными углами.

Шаг вперёд, фигура рухнула, и теперь стало ясно, что это. Один человек нёс другого. Мужчина на коленях – низкий, коренастый, темноволосый и покрытый пылью, с лицом скорее клерка, чем героя, несмотря на мундир и меч на бедре. Капитан Ренпроу, адъютант маршала Вермильона, моя правая рука по организации обороны.

– Нет! – Если бы зеркало и впрямь было окном, то я, наверное, бросился бы в него. Маленький человек, растянувшийся на полу, катался среди зеркальных осколков, жестоко покоробленный, словно жертва на столе Джона Резчика. Старик, деформированный, едва способный сам повернуться – но всё же, в тот миг, как он поднял свою уродливую руку, он казался благороднее любого человека из всех, кого я видел на троне.

– Мадам. – Прохрипел Гариус. Путешествие из Красной Марки не могло даться ему легко, как и подъём от основания башни. – Вы недооцениваете то, чем сын Кендета готов пожертвовать ради своей сестры.

Скрюченная рука вытянулась, и старые пальцы со слишком большими костяшками схватили лодыжку Молчаливой Сестры. Я видел на его лице боль даже от такого мелкого действия – холод всегда беспокоил суставы Гариуса, а словенская зима весьма зубастая.

Молчаливая Сестра расправила плечи, выпрямила руки, по-прежнему не поднимая головы. Раздался звук бьющегося стекла. Она встала на колени и громко вздохнула.

– Лежать! – Синяя Госпожа сомкнула руки, словно пыталась раздавить что-то между ними.

Молчаливая Сестра медленным тщательным движением поднялась, и каждый этап сопровождался звоном бьющегося стекла, пока уже не осталось ничего неразбитого. Два последних зеркальца разбились в руках Синей Госпожи. Она, охнув, разжала пальцы, и вниз со звоном полетели зеркальные осколки вместе с капающей кровью – некоторые фрагменты порезали ей ладони.

Алиса Кендет, Красная Королева, яростно рыча, вскочила на ноги, размахивая мечом.

Синяя Госпожа с криком сбежала от поединка, каким-то образом развернувшись так быстро, что кончик бабушкиного меча лишь вспахал борозду на её плече, и бросилась в сторону последнего зеркала. В сторону Ошима, в мою сторону. На долю секунды её лицо заполнило фасетку. Она попала в оставшиеся трещины, и те разрезали её, как проволока режет сыр. И она исчезла – на зеркале ничего не осталось, кроме тонкого алого слоя, сквозь который смутно виднелась комната. Кровь стекала по изображению Красной Королевы, вытянувшей меч, направив кончик на зеркало, через которое прыгнула её противница. Я не сомневался, что визит к фрактальному зеркалу под нами открыл бы влажную кучу ровно разрезанных частей тела – последних останков женщины, которая принесла бы в жертву один мир, чтобы стать богиней в другом.