Я сказал: «Лучше уж быть убитым; стоит пойти на это, если вы можете сделать писание более прекрасным, более истинным, более достоверным. Если вы скажете, что сказанное мною не верно, то я готов поспорить об этом».
Он ответил: «Нет, я не говорю этого. Но, пожалуйста, простите меня — я не могу вносить изменения в писания, потому что такого не допускает никакая религия».
Я сказал: «В том-то и беда — что все религии становятся тюрьмами. Каждая религия должна оставаться текущим потоком, и новым рекам должно быть позволено встречаться. Зачем превращать вашу религию в мертвые стоячие пруды? Пусть она будет рекой, и пусть непрерывно новые ручьи продолжают вливаться в нее. Новые люди будут становиться просветленными, и они будут приносить более свежие взгляды; река будет становиться все шире и шире, все больше и богаче. Но это еще не происходит, потому что люди слишком сильно ориентированы на прошлое и слишком опасаются менять что-нибудь. Причина — у них нет никакого опыта в том, о чем они говорят».
Я спросил Бхаданта Ананда: «У вас есть просветление, которое было у Гаутамы Будды? Если у вас его нет, тогда просто слушайте, что я говорю, потому что у меня оно есть».
Да Хуэй страдает от своих прежних ошибок, и он боится говорить «Да» — ведь это все равно, что сказать, что природа будды и природа собаки одно и то же. По своей собственной вине он не может сказать истину.
Но у меня нет никакой вины. В сущности, у меня нет никакого прошлого. Все, что я говорю, есть точный отклик этого мгновения, и я не чувствую, чтобы этому противилась хоть какая-то часть меня. Я высказываюсь всем своим существом. Это переносит мои утверждения в совершенно иную категорию. Они не интеллектуальные, они не исторические, они не священное писание — они экзистенциальны.
Я говорю из того же самого пространства, откуда говорил Будда, откуда говорил Чжао Чжоу, откуда однажды обязательно заговорит Да Хуэй.
— Хорошо, Маниша?
— Да, Мастер.
19
Возлюбленный Мастер,
Присутствующее осознание
и относительное осознание
Ен Тоу сказал: «В будущем, если вы захотите распространять великое учение, оно должно изливаться пункт за пунктом из вашей собственной души и покрывать небо и землю; только тогда это будет действие человека силы». То, что изливается из души человека по его собственному зову, есть его безначально присутствующее осознание, фундаментально полное самим собой. Как только вы вызываете иную мысль, вы впадаете в размышление. Осознание — это нечто такое, что есть прежде, чем были рождены ваши родители.
Это не имеет отношения к разуму или остроумию. На самом деле это лишь отрывистое восклицание, которое и есть критерий. Как только вы достигли этой сцены, любые ваши слова становятся основательными. Когда же они воистину основательны, то это и есть так называемое «излияние из собственной души, покрывающее небо и землю».
Истина никогда не передается миссионерским способом, а только посланием от сердца к сердцу: не обратить другого, но лишь разделить свое изобилие любви, сострадания, блаженства.
Это нужно помнить: миссионер — одно из самых уродливых существ в мире. Сам он не знает ничего; его сердце пусто, зато голова полна.
Он читал, он изучал... но все написанные слова, какими бы значительными они ни были, суть трупы. Ученый — это гробокопатель. Он выкапывает скелеты, он и живет среди скелетов.
Это психологическая проблема: человек, не познавший истины, хочет убедить себя, что знает ее, а единственный путь убедить себя, что он ее знает, — начать обращать людей. Такова система обратной связи. Когда все больше и больше людей поддаются влиянию его слов, его философии, то окончательный результат выходит такой, что он и сам убеждается, что, наверное, обладает истиной, — ведь не могло же столько людей быть идиотами.
Я слышал такую историю... Случилось — такое случается очень редко, всего раз в миллиард лет, — что журналист добрался до небесных врат. Вообще журналистам, уже по факту их профессии, предуготован ад; но всегда бывают случайности...
Журналист постучался в небесные двери, и святой Петр открыл замок. Однако, увидев журналиста, он сказал: «Простите, у нас квота только на двенадцать журналистов, и она исчерпана еще в начале вечности. Даже эти двенадцать абсолютно бесполезны здесь, поскольку на небесах ничего не происходит — нет убийств, нет изнасилований, нет грабежа, нет самоубийств. Когда-то был опубликован только первый номер нашей газеты — так он не устарел и сегодня». И правда, у хороших людей не случается историй. Чтобы случались истории, нужны плохие люди. Досадно, но это так и есть.
Святые всегда сидят в молчании. А молчание — это не новости; пока нет беспорядка, резни, войны, ядерного оружия, Рональда Рейгана — нет и новостей. Бернард Шоу так определял новости: когда собака кусает человека — это не новость, но когда человек кусает собаку — это новость. Все политики — это новости: это люди, кусающие собаку.