Осиная фабрика

Моего другого мертвого дядю со стороны матери Эрика звали Хармворс Стоув. Он был бизнесменом в Белфасте, он и его жена смотрели за Эриком в течение почти пяти лет, когда он был маленьким. В конце концов, Хармворс совершил самоубийство с помощью электрической дрели и сверла в четверть дюйма. Он вогнал сверло сквозь боковую кость черепа и, обнаружив что жив, поехал в ближайшую больницу, где позже умер. На самом деле, я думаю, что я немножко причастен к его смерти, она случилась меньше, чем через год после того, как Стоувы потеряли своего единственного ребенка, Эсмерельду. Они не знали — и никто не знал — она была одной из моих жертв.

5

Этой ночью я лежал в постели, ожидая возвращения моего отца и телефонного звонка, думая о случившемся. Может быть, большой самец не с Земель, а какое-нибудь дикое животное, которое пришло в норы извне, чтобы терроризировать местных и сделаться главным, но погибло, встретив превосходящее его существо, которое оно не могло понять.

Как хотите, но это был Знак. Я был уверен в этом. Весь пугающий эпизод должен что-то значить. Моя автоматическая реакция может иметь общее с огнем, предсказанным Фабрикой, но глубоко внутри я знал, это было не все, ягодки ожидали впереди. Знак был во всем, не только в неожиданной ярости убитого мной кролика, но также и в моем гневном, почти необдуманном ответе и в судьбе невинных кроликов, принявших на себя тяжесть моего гнева.

Это также значило: я должен оглянуться назад и смотреть вперед. Первый раз, когда я убил человека, это случилось из-за кроликов, встретивших огненную смерть, а их огненная смерть от Огнемета была практически такая же, как месть, обрушенная мной на норы. Всего слишком много, близкого и совершенного. События развивались быстрее и были хуже, чем я ожидал. Я был в опасности потерять контроль над ситуацией. Кроличьи Земли — теоретически счастливые охотничьи угодья — показали, как это может произойти.

Тенденция всегда была от малого к большому, и Фабрика научила меня быть настороже и уважать тенденции.

Свое первое убийство я совершил из-за того, что мой двоюродный брат Блис Колдхейм сделал с нашими с Эриком кроликами. Эрик первым изобрел Огнемет, и он лежал в том, что было велосипедным сараем (теперь это мой сарай). Наш двоюродный брат, приехавший со своими родителями провести с нами уик-энд, решил, что будет весело прокатиться на велике Эрика по мягкой грязи на южном конце острова. Так он и сделал, пока мы запускали бумажных змеев. Потом он вернулся и наполнил бензином Огнемет. Он сел с ним в саду, спрятанный от окон веранды (где сидели его родители и наш отец) бельем, раскачивающимся по ветру, он зажег огнемет и обрызгал пламенем две наши клетки, сжигая всех наших красавцев.

Особенно был огорчен Эрик. Он плакал как девчонка. Я хотел убить Блиса прямо на месте, порки, которую он получил от своего отца, Джеймса — брата моего папы — было, по моему мнению, недостаточно за то, что он сделал с Эриком, моим братом. Эрик был безутешен, в отчаянии, ведь он сделал вещь, с помощью которой Блис уничтожил наших любимцев. Эрик всегда был немного сентиментальным, чувствительным, умным, до того отвратительного случая все были уверены: он пойдет далеко. В любом случае, это было начало Земель Черепа, участка большой, старой, частично засыпанной землей дюны за домом, куда отправлялись все наши домашние животные после своей смерти. Сгоревшие кролики начали традицию. Старый Сол упокоился там до них, но это была одноразовая акция.

О том, что я собирался сделать с Блисом, я никому ничего не сказал, даже Эрику. Я был мудр в детстве, даже в нежном возрасте пяти лет, когда большинство детей вечно говорят своим друзьям и родителям, что их ненавидят и хотят, чтобы они умерли. Я молчал.

Когда Блис приехал в следующем году, он был даже еще неприятней, чем раньше, потеряв свою левую ногу ниже колена в аварии на дороге (мальчик, с которым он играл в ''слабо'', погиб). Блис презирал свою инвалидность, ему тогда было десять, и он был очень активный. Он пробовал сделать вид, что противная розовая штука, которую он вынужден был пристегивать, не существует, что она не имеет с ним ничего общего. Он мог с трудом ездить на велосипеде и любил бороться, играть в футбол, обычно голкипером. Мне тогда только исполнилось шесть. И хотя Блис знал о каком-то маленьком случае, произошедшем со мной, когда я был совсем маленьким, я определенно казался ему более здоровым, чем был он сам. Он думал, это очень весело — помыкать мной и бороться со мной, и бить, и пинать меня. Я убедительно сыграл радость по поводу всех его грубых игр и, казалось, очень любил их с неделю, пока я думал о том, как бы разделаться с нашим двоюродным братом.