Осиное гнездо

Для моего знакомого Бутмана это выглядело как-то слишком уж стильно, но я предпочитала пока верить, что он тут живет. Другого варианта у меня в запасе не было.

Обойдя крыльцо так, чтобы меня нельзя было заметить из окна, расположенного рядом с дверью, я постучала в дверь и только потом, увидев кнопку звонка, нажала на нее.

В доме было тихо, но я продолжала жать на кнопку еще и еще раз.

Наконец я расслышала шаги и скрип половиц.

Стараясь придать своему милому голосу скандальные интонации, я произнесла что-то неэстетическое, опуская тембр до контральто.

Пусть невидимые жильцы не пугаются и знают, что пришла какая-то женщина, причем в годах.

Сразу же после моей звуковой провокации за дверью послышался неуверенный кашель, и знакомый и уже почти любимый голос Бутмана спросил:

— Кто там?

— О! Проснулся! — вскричала я, с потрясающим реализмом входя в состояние, присущее, пожалуй, только стерве-свекрови — и откуда я знаю такие вещи? Талант, надо полагать! — Телеграмма Бутману Льву Аркадьевичу, срочная! Кто расписываться будет?!

После секундного размышления Бутман правильно решил, что такой тетке проще сразу открыть, чем слушать ее крики еще несколько минут, а потом все равно открыть.

Глава 13

Дверь приоткрылась на несколько сантиметров, и мне этой щели хватило.

Бутман взвизгнул, как щенок, которому наступили на хвост, потом попытался рыкнуть, как лев, но было уже поздно: хлестко ударив пальцами, я очень удачно попала ему по глазам. Он дернулся назад, держась за лицо, и я вскочила в сени дома, будучи готовой биться насмерть.

В сенях нам обоим было тесно, но я имела преимущество внезапности и не собиралась его терять. Кроме того, я хотела встретиться с Бутманом, и мне было что ему сказать. Я и говорила, точнее, приговаривала всякие милые добрые слова, пока теснила его в комнаты, работая руками и ногами.

Отступая и отбиваясь и почти ничего не видя при этом, Бутман споткнулся о порог и, взмахнув руками, упал на спину. Почти сразу же он вскочил на четвереньки и в таком положении бросился к углу, где на табурете лежали два пистолета.

Я прыгнула за ним следом и, поджав в прыжке ноги, приземлилась коленями ему на спину. Бутман вскрикнул и вытянулся на полу. Я упала на него, больно ударившись локтем, но, правильно оценив ситуацию, заломила ему правую руку за спину.

Бутман извивался и дергался, стараясь и меня стряхнуть, и до пистолета дотянуться.

Ему это удалось, и, схватив «макаров» левой рукой, он развернул его и постарался через спину достать меня, но в последний момент я плечом отвела ствол.

Раздался выстрел, и тело Бутмана подо мной обмякло.

Выбив пистолет из его ослабевшей руки, я только сейчас обратила внимание на характер ранения.

Вот уж действительно — судьба не прощает ничего. Бутман сам себе прострелил голову с левой стороны. Откинув его руку, я разглядела рану: ничего страшного, просто мальчик стал отныне одноухим.

Одноухий бисексуал — даже оригинально.

Я перевернула Бутмана на спину и села на пол, выравнивая дыхание.

Бутман тихо стонал, пальцами щупая свою голову. В его глазах застыл ужас, когда он рассмотрел свои пальцы со стекающей по ним кровью.

Я подхватила пистолет и осмотрелась.

Оказывается, я попала в пикантный момент видеосъемок.

Я увидела видеокамеру, лежащую на полу. У противоположной стены, прикованная наручниками к трубе отопления, сидела Антонина.

В углу комнаты на облезлой тумбочке стояли маленький телевизор и видеоплеер.

— Привет, подруга, — хрипло сказала я, — а когда мы в последний раз виделись, ты ушла и даже не попрощалась. Это не есть хорошо.

Антонина шмыгнула носом и промолчала.

Бутман подал голос.

— Что тебе, стрелок-любитель? — спросила я у него и, опираясь о пол, встала, держа в руке пистолет. — Что-то хочешь сказать?

Бутман прошептал несколько непонятных слов, и я попросила повторить. Оказалось, что он просил перевязать его и объяснял, что на углу есть телефон-автомат.

— А зачем он мне? — удивилась я. — Мне звонить некому.

Я взяла второй пистолет и, посмотрев на номер, узнала свой «макаров». Подойдя к своей брошенной у входа сумке, я положила пистолет туда. Все должно быть на своем месте, если получается иначе, то меня это нервирует.

Ну почти всегда.

Тут вдруг переполошилась Антонина.

— Таня, это бандит! — вскричала она, показывая на Бутмана. — Освободите меня, пожалуйста! У меня рука болит!

— У нее болит рука, — пробормотала я, сокрушенно покачала головой и подошла к видеокамере.

Вынув из нее кассету, я воткнула ее в видеомагнитофон и пощелкала кнопками пульта.

На экране сразу засветилось изображение чумазой Антонины, с причитаниями выговаривающей спич на тему «Папа, дай денег».

— Вот тебе и кино! — удивилась я. — Бутман, ты перешел на новый жанр? А где же мальчики-нестандарты?

Он ответил невнятным ворчанием и продолжительным стоном.

— Не понимаю, — я пожала плечами и перемотала кассету.

Увидев, что на ней еще больше половины свободного места, я вставила ее обратно в видеокамеру.

— Ты! — крикнул Бутман. — Сука! У меня же может быть шок и ступор! То есть столбняк! Что тебе еще надо?!