Осиновый крест урядника Жигина

Сейчас, оказавшись на прииске в домике Катерины, он вспоминал историю знакомства с ней и пытался понять — куда и почему она сбежала? И почему в доме оказался некий Расторгуев? Какая связь между ним и Катериной?

Ходил Павел Лаврентьевич по горнице, поглядывал в окно, и не было у него ответа ни на один вопрос.

4

А Екатерина Николаевна Гордеева в это же самое время сидела в санях, прислонившись боком к деревянному гробу, держала в руках узелок, в котором умещалось теперь все ее нажитое имущество, смотрела на извилистую дорогу, и было у нее лишь одно желание — чтобы дорога закончилась как можно быстрее. Тогда бы она вздохнула без опаски, на полную грудь, и в полной мере бы ощутила, что свободна. Наконец-то… Свободна от Парфенова, от Столбова-Расторгуева, а самое главное — свободна от своего прошлого, которое она решительно отсекала от себя, набравшись сил и храбрости для того, чтобы убежать с прииска.

Поскрипывали полозья саней, всхрапывали кони, с высоких елей бесшумно слетал снег, рассыпаясь искрящимися на солнце полосами. Свет и благодать царили в мире под высоким холодным небом, и только людские страсти, не зная удержу, оплетали этот мир, как веревками. И среди них, бесчисленных, одна тонкая и путаная веревочка — это судьба Катюши Гордеевой, беззаботной хохотушки из милой и добропорядочной семьи.

Когда она была такой?

Давно…

Возникал в памяти, словно вырастая из-за искрящейся полосы улетающего снега, большой каменный дом и высокие окна, в которые круглый день заглядывало солнце, прокладывая на полу светлые, теплые полосы. А проживал в доме со своей семьей краснодеревщик Николай Гордеев, имевший собственную мастерскую и магазинчик при ней. Знали краснодеревщика в городе Самаре как настоящего мастера и честного человека, поэтому заказчики и покупатели стороной его заведения не обходили, и жил он не бедствуя: каменный дом, как полная чаша. А главное украшение дома, будто солнечный луч в окне, единственная дочь Катюша. Прилежная, послушная, уважительная к родителям и с характером очень веселым. Никогда не грустила и не печалилась. Училась Катюша в местной женской гимназии, и вот, когда доучилась до восьмого, выпускного, класса, тогда и случилось событие, которое круто изменило линию жизни дружной семьи краснодеревщика и любимой дочери.

А начиналось все очень безобидно. Накануне воскресного дня Катюша попросила разрешения у родителей отлучиться из дома — решили они с подругами и со знакомыми реалистами устроить пикник, благо погода к этому располагала. Стоял конец мая, все цвело и благоухало, и очень уж хотелось после долгой, холодной зимы пробежаться по мягкой, ослепительно-зеленой траве. Родители дали согласие, и в воскресенье молодая компания разожгла на лужайке за городом костерок, на котором принялись жарить колбаски; зазвучали гитара и мандолина и звонкий, не прекращающийся смех.

В самый разгар веселья подъехала к костру легкая пролетка, из нее легко выскочил молодой человек — высокий, стройный, в белом костюме и в белом картузе. Вежливо извинился и спросил — как проехать до города? Дорог здесь много, пояснил он, и поэтому заплутал. Ему стали показывать, по какой дороге быстрее доехать, все смотрели в одну сторону, назад никто не оглядывался, и никто не увидел, откуда появился страшный мужик с топором. Оглянулись, когда услышали за спинами хриплый, нутряной рык:

— Убью!

Лохматый, в разодранной рубахе, с дикими красными глазами, мужик вздымал над головой топор, и солнце искрилось, отскакивая от остро отточенного лезвия. Испуганный визг сдунул, как ветром, веселую компанию от костра. Неслись, обгоняя друг друга, страх подталкивал в спины — скорей, скорей… Но по какому-то наитию, сама не понимая почему, Катюша замедлила свой бег, обернулась. Встала, как вкопанная. Молодой человек, подъехавший на пролетке и просивший показать дорогу до города, оказывается, не побежал и даже не сдвинулся с места. Только взялся рукой за козырек и чуть приподнял белый картуз, словно хотел лучше разглядеть бегущего на него и орущего во все горло пьяного мужика. Разделяло их совсем малое расстояние. Вот сейчас… Добежит мужик… Блеснет на солнце остро отточенное лезвие, и топор опустится…

— Бегите! — пронзительно вскрикнула Катюша.

Но молодой человек на ее голос даже не оглянулся. Рука его стремительно скользнула в карман, выдернула револьвер, и громко хлопнувший выстрел срезал крики и визг. Топор, кувыркаясь, отлетел в сторону, мужик споткнулся, изумленно замер, разглядывая пустые руки, а в скором времени уже лежал на земле связанным и хрипел, не в силах выдавить из себя ни одного слова. Молодой человек досадливо морщился и отряхивал рукав белого костюма, измазанный зеленой травой. Когда компания, опасливо поглядывая на связанного мужика, вернулась к костерку, молодой человек поклонился Катюше и поблагодарил:

— Спасибо, барышня, вы так за меня волновались, так кричали, что мне, право, неловко…