Осиновый крест урядника Жигина

— Урядник?! Кто урядник?! — вскинулся человек, дернулся, и волосы на голове колыхнулись, словно дунуло на них неожиданным ветром.

— Ну, я урядник, — сказал Жигин, — если тебе так любопытно знать. А вот ты — кто таков? По какой причине здесь обитаешь в нечеловеческом виде и куда наши мешки и лыжи утащил? Где спрятал?

— Докажи, что урядник! — продолжал допытываться человек, словно не услышав вопросов Жигина. — Зачем сюда пришел?

— Ничего я тебе доказывать не буду. Сказал — урядник, значит, урядник. А вот ты мне отвечай как представителю власти, кто ты такой? Отвечать все равно придется, когда я тебя в арестантскую доставлю и всю твою подноготную наизнанку выверну.

Человек замолчал, затих, яростный взгляд чуть притух.

— Колун проглотил? — ехидно спросил Комлев, — отвечай, когда тебя власть спрашивает!

— Если ты урядник, скажи — зачем пришел? — человек уставил взгляд на Жигина. — Тебя Азаров послал?

— Не знаю я никакого Азарова! — рассердился Жигин. — И пришел не по своему удовольствию, а по приказу начальника. Сам полицмейстер приказал! Понимаешь, лохматая ты голова?! И хватит со мной в поддавки играть! Я перед тобой отчитываться не стану! Отвечай, если спрашиваю!

— Значит, не от Азарова пришли, — разочарованно протянул человек, и голос у него дрогнул, он втянул воздух, широко раздувая ноздри, и яростный взгляд совсем потускнел, а из глаз скупо выкатились несколько слезинок, скользнули вдоль носа и канули бесследно в серо-пепельных волосах, оставив после себя на грязной морщинистой коже две светлых извилистых полоски.

И столь неожиданной, почти мгновенной, была эта перемена в человеке, что Жигин и Комлев невольно переглянулись, словно хотели спросить друг у друга: чего это с ним случилось?

А человек между тем снова вздернул голову и запел. Странно он пел — без слов; вел плавным голосом тягучий мотив, и глаза теперь у него были закрыты, словно не хотел смотреть на Жигина и Комлева, которые растерянно стояли перед ним, не зная что делать. Наконец Жигин решительно шагнул вперед, собираясь встряхнуть этого лешего за грудки, но тот открыл глаза, резко оборвал свое невнятное пение и нормальным, обычным голосом, словно продолжив нечаянно прерванный разговор, пожаловался:

— Я ведь давно один здесь, одичал. Говорить с самим собой так и не научился, а вот петь для меня — в самый раз. Сам пою, сам слышу, и кажется, что я не тут пребываю, а еще чья-то душа рядом обитает.

— Какого тогда рожна ты сидишь здесь, давно бы к прииску вышел и жил, как все люди живут? — удивился Жигин.

— Нельзя мне, — отозвался леший с протяжным вздохом, — я слово дал, сдержать его хотел, да не вышло. Вы и знать не знаете, что последнюю надежду у меня отняли. Если вы не от Азарова пришли, значит, и надежде моей конец.

Странный получался разговор, мутный, неясный, но Жигин, одолевая нетерпение, не подстегивал, не подгонял лесного лешего, а ждал, когда тот заговорит по сути. Почему-то уверен был, что он обязательно обо всем расскажет: и как в глухомани оказался и почему здесь пребывает столь долгий срок, и как ему удалось не сгинуть посреди морозов и снега.

Не ошибся.

Совсем тихо, почти едва слышно, странный человек сказал, где лежат мешки и лыжи, и попросил, чтобы дали кусочек хлеба. Когда Комлев притащил мешки и отломил ему толстый ломоть от мерзлой краюхи, а Жигин развязал руки, человек принял хлеб в раскрытые ладони, поднес его к лицу и долго нюхал, отогревая дыханием. И снова две одиноких слезинки скользнули по проторенному следу. Хлеб он сосал, отламывая малыми крошками, как леденец. Слизнул языком последние крошки с ладони, вздохнул и протяжно выговорил, почти пропел:

— Сла-а-адко…

— Чем же ты питаешься здесь, если у тебя хлеба нет? — спросил Комлев.

— Петли на зайцев ставлю, рыбу ловлю в озере, чернику-бруснику собираю, грибы варю, тут много чего съедобного, надо знать только… Я знаю… А ты, урядник, знаешь, как твоего пристава зовут?

— Вигилянский его зовут, Петр Ефимович.

— Точно, так и звали, да не дошел я до него, до арестантской дошел и обратно повернул, духу у меня не хватило, а здесь я уж после оказался, своими ногами пришел…

— Ты, братец, не води вокруг да около, — все-таки не выдержал Жигин, — у меня терпенье кончается. Рассказывай по порядку.

— По порядку и рассказываю… Похоже, вы и впрямь не от Азарова, жалко…

Рассказ его оказался коротким и, наверное, именно по этой причине не вызвал у Жигина никаких сомнений. Поверилось сразу — так и было на самом деле.

А было это вот каким образом…

Вольная плотницкая артель под началом Якова Рымарева ходила по большим селам и нанималась на работы — дома рубили, церкви и часовни ставили, мосты через речки прокладывали… Ничем не гнушались, за любое строительство брались. И если уж брались, делали на совесть. Сами на работы никогда не напрашивались, наоборот, за ними ходили, в очередь стояли, иные по несколько месяцев дожидались — только бы рымаревских нанять…