Осиновый крест урядника Жигина

— Не заговариваться, а говорить для собственного веселья, — отозвался Комлев, справившись наконец-то с завязками и распахнув мешок. — Человек сам себя должен веселить, иначе он в тоску впадает и тогда ему никакой удачи не увидать, как своей задницы. Я вот веселю себя, и удача всегда со мной, как крест нательный. Верно говорю, урядник?

— Верно, верно. Ты лучше расскажи по порядку — как случилось?

А случилось, согласно утверждению Комлева, что удача от веселых людей не отворачивается, совершенно неожиданно и просто. Люди Столбова-Расторгуева, видно, решив, что беглый каторжный никакой опасности для них не представляет, да еще и потешает смешными историями, ослабили надзор за ним, и он ходил по зимовью и вокруг, как вольный. Когда часть людей во главе со Столбовым-Расторгуевым, посадив в сани Жигина с Земляницыным, уехали, остальные сразу же повалились спать согласно старой поговорке: «кот из дома, мышкам — радость». Комлев долго не раздумывал. Сначала удостоверился, что спят крепко, будто их маковой водой напоили, а затем набрал еды в мешок, заседлал коня, прихватил ружье и направился по натоптанной тропе. Слышал он разговоры, что Жигина с Земляницыным оставят на бугре снег рыть и какого-то покойника искать, а сами дальше, на прииск, поедут. Добрался до бугра, огляделся и взял грех на душу — застрелил одного из охранников, а второго не смог — патрон в ружье перекосило. Кинулся тогда в рукопашную, прикладом хотел ударить, но ничего из этого нападения не получилось. Подмял его второй охранник под себя и забил бы своими кулачищами, если бы Жигин с Земляницыным не подоспели на помощь.

— Выходит, урядник, что я снова тебе жизнью обязан, даже и не знаю, как рассчитываться буду, — закончил свой короткий рассказ Комлев.

— На том свете угольков подбросишь, когда меня за грехи жарить будут, — усмехнулся Жигин; посмотрел на охранника, который связанным сидел в углу, и попросил: — А теперь сделай, Комлев, доброе дело — выведи этого варнака на улицу и побудь с ним, мы с Земляницыным по секрету поговорим.

Комлев недовольно скосоротился — не хотелось ему выходить из избушки на мороз. Но ослушаться Жигина не посмел, поднял варнака и толкнул его к порогу. Жигин прихлопнул за ними дверь, постоял в раздумье, глядя себе под ноги, и неожиданно, словно что-то решив для себя, взмахнул рукой:

— Извиняй, Земляницын, не доверялся я тебе. Опаска у меня была, что ты с Савочкиным и с этими варнаками в одной связке. Вижу, что ошибся, но это и к лучшему, сейчас довериться можно без оглядки. Вот я и доверяюсь. Садись, слушай, чего я рассказывать буду…

И Жигин начал свой рассказ с самого начала, с того черного дня, когда он подъехал к своему дому и увидел деревянный крест, прислоненный к стене, и как на следующий день после похорон явилась к нему Марфа Шаньгина — как снег на голову посреди лета, и сказала, что знает истинную причину исчезновения Василисы. И сообщила такое, что глаза у Жигина полезли на лоб — в дурном сне не привидится, даже после крепкой пьянки.