Осиновый крест урядника Жигина

— А байки сочинять, — продолжил Комлев, — это у меня страсть такая. Сам не знаю, откуда так складно получается. Рассказываю и сам верю, будто со мной это случилось. Людям нравится, на каторге я за свои байки в почете пребывал, мне даже майданщик[13] особую долю всегда выделял, за просто так, из уважения. Что молчишь, урядник? Спишь?

— Нет, не сплю, слушаю.

— А сегодня себя в детстве вспомнил, как я хотел живую воду заиметь, чтобы всех вылечить… Зачем вспомнил? Не скажешь, урядник?

— Если бы знал, сказал. Не знаю я…

— Вот и я не знаю.

Больше они не разговаривали, лежали молча, каждый наедине со своими думами, и даже не заметили, как, забыв про очередность, разом уснули.

Проснулись, окоченевшие, у потухшего костра, тоже разом. Вскочили, наломали сушняка, подживили огонь. Обогрелись и встали на лыжи. Шли, не теряя направления, на восток, где светлела, истаивая, предрассветная синева.

На длинный, утомительный переход ушел весь день. И лишь к вечеру, заметив санные следы, выбрались они на поскотину маленькой, в десятка три дворов, таежной деревушки. Жигин огляделся и повеселел:

— Да я, кажется, тут бывал. Верно! Давно, правда, года три назад. Старостой здесь у них старик, позабыл, как зовут… Избу помню, крайняя…

К крайне избе они и пришли. Воткнули лыжи в снег и взобрались, с трудом поднимая одеревеневшие ноги, на невысокое крыльцо. На стук вышел сам хозяин — высокий, седобородый старик. Увидев его, Жигин сразу вспомнил:

— Кузьма Егорыч! Доброго тебе здоровья! Помнишь меня? Урядник Жигин! Приезжал я к вам, на постой у тебя останавливался.

— А чего же не помнить, — добродушно отозвался старик, — казенные люди к нам не каждый год ездят. Помню я тебя, Илья Григорьич. Проходи.

В избе их встретило живое тепло. Скинув одежду, они прилипли к жарко натопленной печке. Хозяйка, такая же высокая и седая, как супруг, молча принялась собирать на стол. Кузьма Егорыч с любопытством поглядывал на неожиданных гостей — очень уж они были заморенными, но расспрашивать не торопился. Когда отогрелись и сели за стол, Жигин сам сказал:

— В переплет мы попали, Кузьма Егорыч. Два дня снег месили, ни крошки во рту не держали. А главное — на Первый прииск нам попасть требуется, подвода нужна.

Комлев с удивлением покосился на него — какой прииск, неужели урядник не понимает, что там их стреножат за милую душу? Или сразу прибьют, даже руки заворачивать не станут! Но Жигин, не обращая на него внимания, вел разговор дальше, Кузьма Егорыч слушал и кивал седой головой.

Уговаривать его не потребовалось. Староста к казенным людям, которые не каждый год появлялись в глухой деревушке, относился с должным уважением. Рано утром, когда Жигин и Комлев, выспавшись, отдохнув и плотно позавтракав на дорогу, вышли из избы, их уже ожидала подвода с возницей.

— Ангела-хранителя на дорогу, — сказал на прощание Кузьма Егорыч. — Если еще заглянете, Илья Григорьич, всегда рады будем.

— Спасибо тебе. Посматривай здесь, лихие люди могут забрести ненароком.

— Присмотрю, — пообещал староста, — трогай, Кондрат. Как доставишь Илью Григорьича на прииск, сразу домой вертайся, нигде не задерживайся. Слышишь меня?

— Да слышу, Кузьма Егорыч, — крепкий молодой мужик с черной, как воронье крыло, бородой, оглянулся, проверяя — уселись ли седоки, и весело хлопнул вожжами: — Поехали с орехами!

И еще почти целый день ушел на дорогу до прииска. Подъезжали к нему уже в лучах закатного солнца, когда вся округа окрасилась в розовый цвет.

— Ты, Кондрат, останови здесь, мы дальше пешком пройдемся.

— Да чего же посреди дороги высаживать, Илья Григорьич? — удивился возница — Подкачу прямо к конторе.

— Здесь останови, — приказал Жигин, — а сам домой возвращайся. Не забоишься на ночь глядя?

— Воля ваша, Илья Григорьич, а бояться мне нечего — дорога знакомая, да и луна взойдет, светло станет.

Кондрат остановился, высадил седоков и, развернув коня, уехал. Жигин и Комлев остались вдвоем на пустой дороге.

— И куда мы теперь, урядник? Сразу Савочкину с Расторгуевым сдадимся или поужинаем для храбрости? Но кто кормить будет?

— Дед пихто и бабка нихто, вот они и накормят. Только ты мечи пореже и блины в масло через раз макай. Понял?

— От блинов я бы не отказался, забыл уже, какие они на вкус. Где кормить-то будут?

— Ступай за мной. И ружье изготовь, на всякий случай. В контору идем, а там — как получится…

И скорым, даже стремительным, шагом, не озираясь по сторонам, Жигин направился прямиком к конторе прииска. Злая решимость вела его, и он не собирался сворачивать в сторону.

8