Если б меня наши враги взялиИ перестали со мной говорить люди,Если б лишили меня всего в мире:Права дышать и открывать двери,И утверждать, что бытие будетИ что народ, как судия, судит,Если б меня смели держать зверем,Пищу мою на пол кидать стали б –Я не смолчу, не заглушу боли,Но начерчу то, что чертить волен,И, раскачав колокол стен голыйИ, разбудив вражеской тьмы угол,Я запрягу десять волов в голосИ поведу руку во тьме плугом –И в глубине сторожевой ночиЧернорабочей вспыхнут земли очи,И, в легион братских очей сжатый,Я упаду тяжестью всей жатвы,Сжатостью всей рвущейся вдаль клятвы, –И налетит пламенных лет стая,Прошелестит спелой грозой Ленин,И на земле, что избежит тленья,Будет будить разум и жизнь Сталин.Легко заметить, что многие строки этого стихотворения идеально вписываются в соответствующий газетный контекст. Сравним хотя бы мандельштамовский зачин («Если б меня наши враги взяли») с заглавием редакционной передовицы, напечатанной на первой странице «Коммуны» 27 января 1937 года («Наши заклятые враги»), а также строку Мандельштама «И разбудив вражеской тьмы угол» со следующими фрагментами из речей А. Платонова и В. Ставского: «…Враг не сдастся, он будет заострять свое оружие против нас. Поэтому надо попытаться осветить точным светом искусства самую “середину тьмы” – тогда мы будем иметь еще один способ предвидения наиболее опасных врагов» (А. Платонов)[977]; «У нас с вами дочери и сыновья – какое будущее готовили им эти враги народа? Тьму кромешную, всю адскую тьму капиталистического строя – вот что готовили для наших детей» (В. Ставский)[978].
Однако Мандельштам и в данном случае, как обычно, выступил наособицу. Если авторы газетных заметок и отчетов о процессе по делу «Параллельного антисоветского троцкистского центра» исходили из реального положения вещей (мы судим врагов), автор стихотворения «Если б меня наши враги взяли…», как и в «Оде», вывернул ситуацию наизнанку (что было бы, если бы враги захватили меня). Взгляд на события с точки зрения унижаемого пленника позволил Мандельштаму избежать сервильного прославления a priori сильнейшей стороны, кровожадно добивавшей поверженного противника. Важно, вслед за М.Л. Гаспаровым, напомнить, что 27 февраля 1937 года был арестован единственный высокопоставленный партийный покровитель Мандельштама Н.И. Бухарин[979].
Активная публичная травля Бухарина и его ближайших соратников, начатая советской печатью на волне «пятаковского» процесса в конце января 1937 года, по-видимому, послужила одним из ситуативных поводов к написанию мандельштамовского стихотворения «Куда мне деться в этом январе…»[980]:
Куда мне деться в этом январе?Открытый город сумасбродно цепок…От замкнутых я, что ли, пьян дверей? –И хочется мычать от всех замков и скрепок…И переулков лающих чулки,И улиц перекошенных чуланы –И прячутся поспешно в уголки,И выбегают из углов угланы…И в яму, в бородавчатую темьСкольжу к обледенелой водокачкеИ, спотыкаясь, мертвый воздух ем,И разлетаются грачи в горячке, –А я за ними ахаю, кричаВ какой-то мерзлый деревянный короб:Читателя! советчика! врача!На лестнице колючей разговора б!