Осип Мандельштам: Жизнь поэта

В центре Мандельштамовских текстов 1931 года – знаменитое стихотворение «За гремучую доблесть грядущих веков…», создававшееся с 17 по 28 марта. В одном из эпизодов «Путешествия в Армению» (работа над которым была начата в апреле этого же года) Мандельштам сравнивал себя с «мальчиком Маугли из джунглей Киплинга» (111:195). В стихотворении «За гремучую доблесть грядущих веков…» он, обыгрывая ключевую фразу киплинговской сказки («Мы с тобой одной крови – ты и я»), подобно Маугли отказывается от своего «волчьего» прошлого ради «человечьего» настоящего:

За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей, —
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.

Мне на плечи кидается век—волкодав,
Но не волк я по крови своей:
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей…

Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,
Ни кровавых костей в колесе;
Чтоб сияли всю ночь голубые песцы
Мне в своей первобытной красе.

Уведи меня в ночь, где течет Енисей
И сосна до звезды достает,
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет.[550]

Но современникам было легче представить себе Мандельштама как раз в образе загнанного в угол зверя. Первыми слушателями стихотворения «За гремучую доблесть грядущих веков…» стали выдающийся актер—чтец Владимир Яхонтов и его жена Лиля (Еликонида) Попова, с которыми Мандельштамы особенно тесно сошлись в 1931 году, «…он затравленным волком готов был разрыдаться, и действительно ведь разрыдался, падая на диван, тут же только прочтя нам (кажется, впервые и первым) – „мне на плечи бросается век—волкодав, но не волк я по крови своей“», – записал в дневнике Яхонтов.[551] (С Лилей Поповой и Владимиром Яхонтовым Мандельштамы познакомились зимой 1927 года, когда и те и другие жили в Детском Селе. Позднее Попова описала совместное с Мандельштамами празднование 1 мая 1928 года: «…мы остались без куска хлеба. Администратор забыл про нас. Я из теплых перчаток соорудила окорока и украсила бумажками, как это бывает на праздничных столах. Наш стол был составлен сплошь из бутафорских вещей. Мы пригласили Мандельштамов и долго веселились. В награду за нашу выдумку они пригласили нас к себе на обед и накормили».[552])

Еще один ключевой помимо киплинговского подтекст стихотворения Мандельштама «За гремучую доблесть грядущих веков…» – стихотворение его любимого Верлена, которое мы приводим здесь в подстрочном переводе:

Ибо действительно я много страдал,
Загнанный, затравленный, как Волк,
Который не может больше блуждать в поиске
Хорошего отдыха и надежного пристанища
И который прыгает, как ягненок,
Под ударами целого племени.

Ненависть, желание и Деньги,
Хорошие волкодавы с исправным обонянием,
Окружают меня, сжимают меня.
Это длится
В течение лет! Обед из смятенья.
Ужин страхов, трудное пропитание!

Но в ужасе родного леса
Вот Борзая судьбы.
Смерть. – Животное и бестия!
Полумертвый: Смерть
Кладет на меня свою лапу и кусает

Это сердце, не прекращая борьбы!
И я остаюсь окровавленный, таща
Свои кровавые следы к потоку,
Который воет посреди моего целомудренного леса.
Дайте мне умереть, по крайней мере, вы,
Мои братья, Волки! Для лучшего,
Которое моя сестра Женщина—Волчица опустошает.[553]