Оскал Анубиса

– Добро пожаловать в Египет, – снова повторил пограничник и улыбнулся еще шире.

– Действительно, – пробормотал Енски-старший.

Он собрал документы, с трудом распихал их по карманам, чувствуя себя полным идиотом.

– Неужели ни одна поездка не может обойтись без этих нелепостей? – бормотал профессор себе под нос. Воздушность мыслей покинула его. – Почему первое, что тебя встречает в любой стране, это тупые служащие пограничной стражи и таможни. Кажется, их задача это нахамить, испортить настроение и ограбить, по возможности.

– Чия чемодан? Чия чемодан? – зазвучал за его спиной противный резкий голос. – Чия?

«Хорошо, что я не профессор филологии, – вздохнул про себя Алекс. – А, кстати, действительно, чия… тьфу… чей чемодан?»

Он обернулся и обомлел.

Здоровенный, под два метра ростом, араб тащил на плече некий предмет, в котором профессор с трудом опознал свой багаж… Крупная зеленая клетка ткани была порвана в нескольких местах. Ремешки, перетягивающие крышку, находились на месте, но толку от них не было никакого, потому что дна у чемодана не существовало в принципе. Из зияющих дыр торчали носки, какие-то пакетики и колоритно свешивалась коричневая брючина.

– Эй… – выдавил из себя Енски.

Удивительно, но араб живо откликнулся на этот возглас.

– Ваша чемодан! – заявил грузчик и бухнул растерзанный багаж к ногам профессора. – Очень слабый замок. Очень слабый. Плохой. Приносим свои извинения от наш аэропорт.

– Что это?! – побагровел Енски.

– Ваша чемодан, – ответил араб и оскалился. – Другие принесут еще ваши вещи. Кое что упало.

– Где начальник Аэропорта?!! – заревел Енски-старший во всю профессорскую глотку. – Твубы Иефифонские! Тьма Ефифеффкая!!!

От волнения у него как всегда начала выпадать вставная челюсть.

Грузчик слегка скис.

Через три часа Алекс Енски вышел под обжигающее солнце Каира, став обладателем нового, исключительно уродливого, чемодана с фанерными стенками. Весь его багаж был смят, перевернут, местами порван так, словно в нем резвились орды крокодилов, некогда водившихся в Ниле, но теперь, к сожалению, исчезнувших вместе с фараонами. Чего-то не хватало, что-то добавилось, но профессор устал ругаться, устал разбирать перекрученный английский, устал от крепкого кофе, которым его пытались напоить все встречные поперечные чиновники.

Смирившись с неизбежными потерями, он покинул Аэропорт.

– Такси… – слабым голосом позвал Алекс. – Такси…

– Еще ваши вещь, – произнес кто-то у него за спиной.

Давешний могучий араб-грузчик быстренько всунул в руку Енски-старшему толстобокий пакет и стремительно убежал.

– Не мое! – только и крикнул Алекс. Но было поздно. Грузчик ушел, а разбираться заново не хотелось.

«Ну и черт с ним, – зло подумал профессор. – Хоть какая-то компенсация!»

Такси. Вокзал. Поезд. Тряска.

Все прелести железных дорог в арабских странах. Мелькающие мимо пески, задыхающиеся в пыли оазисы и где-то далеко, за горизонтом, мистический Нил. Обломки древней цивилизации. Когда-то могучей, когда-то Великой, но теперь больше похожей на выкинутые волной рыбьи кости. Вот хребет пирамид, вот череп Сфинкса. Но где та связующая плоть, что когда-то жила, дышала? Нет. Только мертвая, высушенная, растворившаяся в океане времени мумия.

«Когда-нибудь, мои кости откопает человек. Возьмет мой череп в руку, пощекочет его кисточкой, ляпнет что-нибудь глубокомысленное, а может быть пошлое. А может просто промолчит, глядя на развалины Лондона, вырисовывающиеся из-под песков, – профессор чувствовал, что им овладевает хандра. Мрачные мысли все чаще овладевали его в последнее время. – Все-таки мы занимаемся гадкой работой. Тревожим мертвецов. Тащим на свет то, чему и места уже в нашем мире нет. Зачем? А если и мой череп или череп моего сына выставят на всеобщее обозрение в музее…»

Профессор вспомнил годы ученичества и то, какие забавные шутки они откалывали на своих первых раскопах, и ему сделалось не приятно, стыдно за себя тогдашнего, молодого и глупого. Стыдно перед мертвыми, чей покой они потревожили.

Некстати вспомнился умирающий Юсупов. Их койки стояли в госпитале рядом. Агония этого некогда крепкого, самоуверенного и веселого жизнелюба была ужасной…

«К черту, – решил Енски-старший. – Перепишу завещание. Пусть меня кремируют».

Эта идея почему-то понравилась ему, и Алекс с удовольствием развил ее дальше, в мыслях добравшись уже до похорон и до речей, которые обязательно будут произноситься над его гробом.

«А пепел пусть развеют где-нибудь в красивом месте. Например, над рекой Ганг!»

В голову тут же пришло воспоминание о его не самой удачной поездке в Индию, когда покойный Юсупов нанял Енски для того, чтобы тот помог Феликсу Феликсовичу дискредитировать в глазах научной общественности Бетси МакДугал, но профессор усилием воли отогнал неприятные видения Гималаев, разъяренного йети, кашмирской тюрьмы.