Оскар

– Как на субботнике!

– Маша, давай мы этот подстаканник выбросим? Стакан оставим, а подстаканник выбросим, а?

– А чем он тебе не понравился?

Зоя вертела в руке тусклый металлический подстаканник.

– Там нехорошее, неправильное написано.

– Ты по-немецки понимаешь?!

– Да. Мы там научились.

– Выбрасывай. Немедленно! Или лучше я сама.

Торопясь Мария выбежала на улицу.

Солнечная тёплая тишина.

Прошлась по тропинке за дом, посмотрела ближний сосновый лесок, в тёмном овраге глубоко закопала подстаканник.

Снова вытерла глаза, улыбнулась.

– Зоя, ты повыше ростом, протирай-ка начисто окна. Возьми стул. А ты, Томка…

– Я займусь мусором.

Без лишних слов Томка деловито схватила в охапку и поволокла к порогу груду мусора. За дверями остановилась, крикнула:

– Маш, а зачем здесь на ступеньках эта железяка воткнута?

– Где?

Мария вышла к Томке, та кивнула вниз, не выпуская из рук хлам.

– Вот эта, тонкая. Собак, что ли, на входе привязывать?

Из раскрытого окна, увидев их на улице, на пороге, звонко крикнула Зоя.

– Это нужно, чтобы обувь чистить! Сапоги, если у кого в земле; руки можно не пачкать, просто ошкрябать подошвы об эту железку, не нести в дом грязь.

– Умные какие…

Томка перехватила поудобнее мусор, неодобрительно покачала головой и помчалась по тропинке к оврагу.

Всё получалось.

Всё пока было хорошо.

Им, троим, совсем ещё незнакомым, одинаково казалось правильным и нужным то, что они делали в эти первые минуты на уже не чужой земле.

От близкого детского смеха Мария вздрогнула.

– Здравствуйте, девчата!

– Ой, бабушка пришла! И Санька!

Зоя бросила тряпку, стремительно побежала к калитке.

Под соснами возле дома стояла статная пожилая женщина.

Спокойная, в светлом платье с отложным воротничком, в фартуке поверх. Рукава её платья были по-рабочему закатаны, а белый, в крапинку, платок, аккуратно завязан узелками под шеей.

Широкое лицо, глубокие глаза, решительный подбородок.

Пожилая женщина по-доброму улыбалась, за руку она держала светловолосого мальчика лет шести, а тот не выпускал из кулачка верёвку, за которую была привязана большая белая коза.

Коза непослушно дёргалась, мальчишка в ответ звонко хохотал.

Зоя виновато обернулась на Марию.

– Я ничего им такого не говорила, не звала сюда…

– Мы сами пришли.

Женщина шагнула вперёд, встала рядом с Марией.

– Да, мы сами, проведать вас решили. Зовите меня бабушкой Александрой. Помогу вам прибраться в правлении. Нехорошо, чтобы непорядок там был. Новое дело по-людски начинать надо.

– Спасибо вам. Будем знакомиться.

Мария обернулась, громко крикнула в сторону открытых окон.

– Томка!

– Ау! Чего надо?!

Из дальнего окна высунулась растрёпанная Томка.

– Выходи к нам, передохни.

Неловко, незнакомо ещё помолчали, замялись.

Из-за спины бабушки выступил мальчишка.

– Меня звать Санька. Я буду моряком, как наш Костя. Мне шесть лет, и я умею читать. Костя подарил мне свою мичманку и старую тельняшку, а бабушка только самую малость рукава на ней подкоротила.

– А почему сандалии у тебя на босу ногу?

– Я закалённый! Все моряки должны быть закалёнными. А козу звать Ритка. Она мне поручена, только я с ней справляюсь! Баба и дюдя за ней не угонятся, а я с ней постоянно!

Мария наклонилась к мальчишке.

– А что это у тебя за книжка?

Тот с важностью достал из-под поясного ремня растрёпанный учебник.

– Ого! «Краткий курс истории СССР». Одобрено правительственной комиссией. Здорово! Ну, а почему ты очки такие странные носишь, чёрные, большие и без стёкол?

– Это мамины. Моя мама очень хотела, чтобы я умный у неё был.

Растерянность.

С волнением справилась быстро.

– Ну вот, с самым главным человеком мы уже познакомились. А мы… Я – Мария, а это – Томка, она у нас самая весёлая.

Санька не унимался.

– А Зойка за мной присматривает. Она добрая! Она временно у нас живёт, пока у неё родные не отыщутся!

Светловолосый бодро доложил, дёрнул козу за верёвку и улыбнулся.

Все остальные – неловко молчали.

– Ладно, об этом поговорим потом. Сейчас работать надо.

Бабушка Александра поднялась на ступеньки.

– Позавчера, когда немцев отсюда увозили, одна немка подбежала ко мне, такая в возрасте, седая, плакала всё навзрыд. Ключи мне в руки тыкала, связку, рукой на этот дом показывала. Я не поняла ничего, потом какой-то офицер наш, комендантский, подошёл, сказал, что немка всю жизнь в этом лесничестве работала, в доме прибиралась. Что, мол, очень просила дом не сжигать и двери в нём не ломать. Всё хотела перед нашими солдатами на колени вставать… Ключи она успела отдать мне, другим в суматохе не до этого было.

– А этот, ваш… Одноглазый, руководитель-то который, нам утром ключи от правления отдал, вот мы и открыли.

– Викторович? Ну и ладно, ну и хорошо. Это я ему несколько ключей со связки вчера отцепила. Наугад. Вот эти – остальные, пригодятся, думаю, нам сегодня.

С распахнутыми для дневного солнца окнами комнаты бывшего лесничества казались радостными и приветливыми.

Бабушка Александра прошлась по ним, по-хозяйски остановилась в самой большой, спрятала руки под передник, огляделась.