Оскар и Розовая Дама и другие истории

Затем он подошел ко мне, глядя как побитая собака, и тут я понял, что он собирается спросить что-нибудь эдакое.

– У меня к вам есть деликатная просьба: нужно, чтобы вы опознали тело.

Это сработало как сигнал тревоги. Я завопил, словно кто-то включил сигнализацию. Полицейские суетились вокруг меня, словно отыскивая выключатель. Вот только, к несчастью, выключателем был я, и я никак не мог остановиться.

Мсье Ибрагим был бесподобен. Заслышав мои крики, он поднялся в квартиру, в одно мгновение оценил ситуацию и сказал, что сам отправится в Марсель, чтобы опознать тело. Сначала полицейские сомневались: уж слишком он был похож на араба, но тут я снова завопил, и они согласились на его предложение.

После похорон я спросил у мсье Ибрагима:

– Когда вам все стало ясно про моего отца?

– С тех пор, как мы съездили в Кабур. Но знаешь, Момо, ты не должен сердиться на отца.

– Вот как? Почему же? Отец отравляет мне жизнь, затем бросает меня на произвол судьбы и кончает с собой, – вот он, священный капитал доверия на всю жизнь. А плюс ко всему я еще и не должен на него сердиться?

– У твоего отца не было перед глазами никакого примера. Он очень рано потерял родителей, потому что их увезли нацисты и они погибли в концлагере. Твой отец был поражен тем, что ему удалось избежать подобной участи. Может, он винил себя в том, что остался жив. Он ведь не просто так бросился под поезд.

– Да ну? И почему же?

– Поезд увез его родителей навстречу смерти. Возможно, и он всю жизнь искал свой поезд… Если у него и не было сил жить, то это не из-за тебя, Момо, а из-за всего того, что было или не было давно, еще до твоего рождения.

Затем мсье Ибрагим сунул мне в карман несколько банкнот:

– На, отправляйся на Райскую улицу. Девицы, должно быть, недоумевают, отчего ты забросил свою книгу…

Я решил все изменить в квартире на Голубой улице. Мсье Ибрагим снабдил меня краской и кистями. Он также давал мне советы, как сбить с толку инспекторшу из социальной службы, чтобы выиграть время.

Как-то днем – я как раз распахнул все окна, чтобы выветрить запах акриловой краски, – в квартиру зашла женщина. Не знаю как, но по ее смущению, замешательству, по тому, как она не решалась пройти под стремянкой, как переступала через пятна краски на полу, я сразу понял, кто она.

Я притворился, будто полностью поглощен малярными работами.

Наконец она робко откашлялась.

Я напустил на себя удивленный вид:

– Вы кого-то ищете?

– Мне нужен Моисей, – произнесла моя мать.

Странно, ей с трудом удалось выговорить это имя, оно словно застревало в ее горле.

Я позволил себе немного поиздеваться над ней:

– А вы кто?

– Я его мать.

Бедная женщина, мне ее жаль. Она в ужасном состоянии. Она, должно быть, с трудом пересилила себя, чтобы решиться приехать сюда. Она напряженно меня разглядывает, пытаясь что-то разгадать в чертах моего лица. Ей страшно, очень страшно.

– А ты кто?

– Я?

Мне хочется позабавиться. Понятия не имею, как следует вести себя в подобных обстоятельствах, тем более что мы тринадцать лет как расстались.

– Меня зовут Момо.

Ее лицо словно покрывается трещинками.

А я с ухмылкой добавляю:

– Это уменьшительное от Мохаммеда.

Она становится бледнее моих белил.

– Вот как? Ты не Моисей?

– Нет-нет, не путайте, мадам. Я – Мохаммед.

Она судорожно сглотнула. В глубине души она не так уж недовольна.

– Но разве не здесь живет мальчик по имени Моисей?

Мне хочется ответить: «Не знаю, ведь это вы его мать, кому, как не вам, это должно быть известно». Но в последнюю секунду я сдерживаюсь, потому что несчастная женщина явно с трудом держится на ногах. Вместо этого я придумываю славную отмазку:

– А Моисей уехал, мадам. Ему надоело торчать здесь. У него об этом месте не лучшие воспоминания.

– Вот как?

Надо же, я не знаю, верит ли мне она. По всей видимости, мне не удалось до конца убедить ее. В конце концов, может, она не так глупа.

– А когда он вернется?

– Не знаю. Уезжая, он сказал мне, что хочет разыскать своего брата.

– Брата?

– Ага, у Моисея же есть брат.

– Вот как?

Вид у нее совершенно ошеломленный.

– Ну как же, его брат – Пополь.

– Пополь?

– Да, мадам, Пополь, его старший брат!

Уж не кажусь ли я ей каким-то придурком? Или она и вправду верит, что я Мохаммед?

– Но Моисей мой первый ребенок. У меня не было никакого Пополя.

Тут уж и мне поплохело.

Заметив это, она пошатнулась и опустилась в кресло. Я сделал то же самое.

Мы молча глядим друг на друга, задыхаясь от едкого акрилового запаха. Она внимательно изучает меня, ловя каждый взмах ресниц.

– Скажи, Момо…

– Мохаммед.

– Скажи, Мохаммед, ты ведь еще увидишь Моисея?

– Может быть.

Я произнес это таким непринужденным тоном, что даже сам удивился, как это мне удалось. Она пристально смотрит мне в глаза. Что ж, может сколько угодно меня разглядывать, ей не удастся выжать из меня ни слова, я в себе уверен.

– Если ты увидишь Моисея, передай ему, что я была очень молода, когда вышла замуж за его отца, что я вышла за него, только чтобы сбежать от родителей. Я никогда не любила отца Моисея, но была готова полюбить самого Моисея. Только вот я познакомилась с другим мужчиной. Твой отец…

– Простите?