Оскар Уайльд, или Правда масок

В тот же самый день Уайльду предстояла другая дуэль. В ожидании ее он написал Шерарду, поблагодарив его за сочувственные приветы от Сары Бернар, Гонкура, Луиса, Мореаса… и попросил предложить Саре Бернар выкупить у него за четыреста фунтов (десять тысяч французских франков) права на «Саломею». Шерард дважды предложил это Саре Бернар, и оба раза она отвечала вежливым отказом. «Что до меня, то я болен — страдаю апатией. Мало-помалу из меня уходит жизнь. И ничто, кроме ежедневных визитов Альфреда Дугласа, не возвращает меня к жизни, но даже его я вижу в унизительных и трагических обстоятельствах (…) На Сару, наверное, надежды нет, но твоя рыцарская дружба дороже всех денег на свете»[502]. Оскар продолжал верить в дружбу Леверсонов, которые делали все возможное, чтобы добиться его освобождения под залог, и вместе с тем приходил в растерянность от действий собственного брата, который писал ему чудовищные письма: «Мой бедный брат пишет мне, что защищает меня перед всем Лондоном; мой бедный, дорогой брат, он способен скомпрометировать даже паровую машину»[503].

19 апреля 1895 года на заседании суда председательствовал Джон Бридж. Один за другим давали показания свидетели, суду были представлены копии счетов Уайльда и Тейлора. Затем было оглашено ужасное обвинительное заключение против Оскара Уайльда и его сообщника Тейлора. По завершении этой процедуры Уайльд произнес изменившимся до неузнаваемости голосом, что на данный момент у него нет никаких заявлений. Адвокат Тейлора м-р Ньютон потребовал, чтобы суд тщательно изучил личности свидетелей; в его требовании было отказано, так же как и в очередной просьбе адвоката Уайльда об освобождении под залог. 24 апреля 1895 года судебные исполнители заставили открыть двери дома 16 по Тайт-стрит. По настоянию кредиторов, которые знали, что Уайльд остался без средств, суд вынес постановление об аресте его имущества. Арест имущества превратился в грабеж: портрет Сары Бернар кисти Бастьен-Лепажа, полотна Уистлера, портрет Пеннингтона — к счастью, спасенный Леверсоном — оригинальные издания с авторскими посвящениями, фарфоровая посуда, мебель, — за все едва удалось выручить четыреста фунтов! Дуглас даже не приехал на торги, чтобы попытаться хоть что-то спасти.

Заседание возобновилось 26 апреля под председательством судьи Чарльза; зал был набит до отказа. Уайльда защищали м-р Хамфрис и сэр Эдуард Кларк. Обвинительное заключение содержало перечень, включавший двадцать пять правонарушений плюс преступное сообщничество с Тейлором. Обвиняемые не признавали себя виновными, а их защита строила свою тактику на отводе свидетелей обвинения по причине их общеизвестной сомнительной нравственности, не говоря уж о пособничестве полиции. По иронии судьбы — в то время, как Уайльд уже в течение более чем двух недель подвергался остракизму со стороны общественного мнения и прессы, обвинение обратилось к присяжным с призывом «изгнать из своих мыслей все, что они могли ранее услышать или прочесть по данному делу, и подойти к вынесению вердикта с мыслями, исполненными чувства справедливости и непредвзятости»[504]. С тем же успехом их можно было просить оставаться глухими и слепыми, как об этом смело написал Бози в письме, опубликованном в одной из вечерних газет: «Я утверждаю, что газеты вынесли приговор Оскару Уайльду еще до того, как суд присяжных огласил свое решение, что его дело было изначально бесповоротно проиграно в глазах публики, которая выделила из своей среды присяжных заседателей для участия в этом судилище, что он был практически брошен на растерзание трусливой и злобной толпы». Затем мистер Гилл вновь взял слово и уточнил, что прокуратура сочла необходимым вмешаться, потому что установленные факты касаются совсем молодых юношей, которых Уайльду поставлял Тейлор, содействуя тем самым совершению «чрезвычайно непристойных» действий.

В зал вновь вызвали свидетелей. Чарльз Паркер признал, что шантажировал Уайльда и получил за это от Вуда и Аллена тридцать фунтов. Уильям Паркер заявил, что лишь однажды встречался с Уайльдом в ресторане. Все свидетели, посещавшие Литтл Колледж-стрит, утверждали, что никогда не встречались там с Уайльдом. Заседание вновь было перенесено на другой день; на лицах присяжных можно было прочесть озадаченность: они видели, как обвинение рушилось прямо на глазах; разочарованная публика бесшумно покидала зал суда.